Вадим еще раз крепко зажмурился и осторожно надел очки на нос.
«Эй! Ты там в порядке? — вспыхнула надпись. — Ну, пошутил, пошутил. Это юмор такой, прости. Ты очки не сломал? Все, я отправляюсь спать. Будь паинькой. Конец связи».
Послышался глухой далекий рокот. Фон Либенфельс оказался прав — с юга шла гроза. Первая весенняя гроза 1914 года.
Утром заночевавшие в замке гости усаживались в автобус.
— Что вы решили насчет экспедиции? — спросил Вадима фон Либенфельс. — Согласны?.. Тогда в конце октября я извещу вас телеграммой.
Прощаясь с приором, Нижегородский неожиданно для самого себя спросил его о Гитлере.
— Однажды к вам в Вене приезжал один мой знакомый художник. Вы, верно, не помните, это было лет пять или шесть назад. Его зовут Гитлер…
— Гитлер? Как же, я подарил ему несколько моих журналов и дал две кроны на обратную дорогу.
— Какого вы о нем мнения?
Ланц задумался.
— Что вам сказать… Восторженный молодой человек, умеет слушать. Из него мог бы получиться неплохой исполнитель.
— А лидер?
— Нет, ну что вы. Для этого он слишком нервозен, да и внешность… Нет. Такие как раз предпочитают подчиняться.
— Совершенно верно. Еще раз спасибо и до встречи.
Когда Вадим отпирал дверь своего гостиничного номера, в коридор вышла Вини. Он с удивлением посмотрел на нее.
— Вы не уехали?
Она молча покачала головой и, выжидательно глядя на Нижегородского, прислонилась плечом к стене.
— А я грешным делом подумал, что, выполнив поручение преподобного, вы того… тю-тю.
— Вы на меня сердитесь, Вацлав?
— Отнюдь. За что? Вы познакомили меня с прекрасным человеком, за что же сердиться? Да и преподобный не велел.
«Мне, как и Ланцу, впору самому начать коллекционировать одиозных типов. Гитлер и Либенфельс — парочка что надо! Не разыскать ли в придачу к ним и Владимира Ильича… А что, это мысль! Интересно, как материалист Ленин отнесся бы к плавающей над столом голове Маркса, которая стала бы плаксивым тоном умолять его не делать глупостей, а заняться лучше написанием сказок для детей. „Эти скоты, Володька, еще не созрели для мировой революции, плюнь ты на них…“».
— Нет, вы все-таки сердитесь.
Ему стало смешно.
— Вы завтракали, мадам? Тогда ждите меня внизу, я только переоденусь. Заодно решим, на чем будем добираться до фатерланда, ведь железной дороги, как мне только что сказали, здесь нет.
По возвращении Нижегородский первым делом выслушал от компаньона получасовую нотацию. Разложив на столе газеты с заметками о шахматном поединке и фотографиями, Каратаев укорял соотечественника в нескромности.
— Полюбуйся! — совал он ему в лицо «Кронер цайтунг» с большим снимком на второй полосе, где Вадим и Вини стояли перед флагом со свастикой. — Теперь все в округе будут показывать на тебя пальцем. А нам это надо?