Император, в пятый раз ускользнув из рук преследователей, по своему обыкновению проявлял удивительное спокойствие, о котором Милютин сказал: «Он сохранял полное присутствие духа, видя в произошедшем божественный промысел».
Однако, несмотря на то, что церковные колокола во всю мощь воздавали хвалу Богу за явление еще одного чуда, это покушение кардинальным образом изменило ситуацию. Оно свидетельствовало о том, что отныне не существовало такого места, где Александр II был бы в безопасности. Он отказался от прогулок, окружил себя стражей, а убийцы разгуливали в его собственном дворце, теоретически находившемся под пристальным надзором. Это означало, что убийцы были повсюду, способные появиться в любой момент, в любом обличии, неся смерть в любой форме. Кроме пистолета и взрывчатки оставалось еще много способов: яд, смерть через удушение… В столице воцарилась паника и поползли слухи — особенно, касавшиеся императорского окружения и структур, ответственных за поддержание общественного порядка. Не там ли следовало искать пособников заговорщиков?
Уже через два дня после покушения Александр II убедился в том, что охота на него продолжается. Исполнительный комитет «Народной воли» опубликовал официальное сообщение, выражавшее сожаление по адресу безвинно погибших солдат, на которых тем не менее возлагалась большая вина за то, что они состояли на службе у тирана, и заканчивавшееся следующим выводом: «Мы еще раз предупреждаем императора о том, что мы продолжим борьбу до тех пор, пока он не отречется от своей власти во благо народа. До тех пор, пока он не поручит реорганизацию институтов народному Учредительному собранию».
Это событие положило начало беспрецедентному политическому кризису. Александр II был вынужден предпринять активные действия, потому как ни возносимых в церквях молитв, ни его хладнокровия, которое можно было принять за покорность судьбе, было явно недостаточно. Сообщение исполнительного комитета ставило вопрос ребром: монарх должен был или погибнуть, или передать власть народу. Не впадая в крайности, следовало рассмотреть вопрос о политических последствиях, вытекавших из сложившейся ситуации. А вопрос этот порождал извечные споры: пойти по пути последовательных репрессий или попробовать дать ответ в политической плоскости? Александр II отказался под очень сильным давлением, инициаторы которого ратовали в пользу первого варианта и которое особенно ощущалось со стороны любимой женщины — Кати. В своем дневнике 15 марта он записал: «Катя подталкивает меня к приятию крайних мер против нигилистов и говорит, что нужно вешать, вешать непрестанно для того, чтобы подавить этот гнусный мятеж». И добавлял далее: «Терпеть не могу, когда она вмешивается в политику». И далее, 18 марта: «Катя не может понять, что я не могу действовать вопреки правосудию и казнить без суда».