Кто я такой, если посмотреть на меня глазами моего бывшего хозяина господина Путилова? Рабочий скот. А кто есть, с его точки зрения, товарищ Джангильдин? Тоже рабочий скот, да ещё с клеймом «инородец». А кто есть товарищ Джангильдин в моём понимании, в понимании моих товарищей? Это есть человек, беспредельно преданный делу революции, делу народа, с широкой душой, как казахская степь, с сердцем сильным и гордым. Это есть человек, которому сам товарищ Ленин доверил величайшее дело. А кто я для товарища Джангильдина? Боевой соратник и друг, посланец питерского пролетариата.
А кто ты для нас, боец Михаил Рябинин? Если говорить штилем низким, — Макарыч сощурился в ухмылочке, — то ты, Михаил, пока ещё просто пацан, и, может быть, ремнём тебя нужно драть как Сидорову козу. Но если говорить штилем высоким, то ты, Михаил, — наша надежда и будущее. Разобьём белых, построим наше пролетарское государство и скажем тебе: а ну, товарищ Рябинин, покажи нам свою учёность. Хочешь — электростанции строй, хочешь — аэропланы новые придумывай, хочешь…
Но тут подскакал Грицько Кравченко и крикнул, свешиваясь с седла:
— Товарищ командир, возле Сухих колодцев замечена разведка белых.
Мы вскочили в сёдла и помчались к Сухим колодцам, обливаясь потом и глотая взбитую копытами лошадей рыжую глинистую пыль. Но первый, хоть и прерванный, урок политграмоты я запомнил очень хорошо. Даже пришёл к мысли, что Макарыч, в общем-то, умелый педагог. Объясняет он всё просто и доходчиво. Папа сказал бы, что ему не хватает сдержанности, что жест должен быть более скупым. Но ведь Макарыч — не Цицерон и Александровский централ — не школа риторики.
Но я опять забежал вперёд. Начал про отряд, а сбился на политграмоту.
Итак, в отряде 700 сабель. А сколько верблюдов? Может быть, столько же, а может быть, больше. Я считал, считал и сбился. Где их только раздобыл Джангильдин? Казалось, что вся степь вдруг хлынула в Астрахань, пыля, дымя, ревя, гикая и хлопая бичами. Я сначала не мог понять, зачем нашему командиру понадобилось такое скопище этих горбатых и не очень симпатичных животных, но потом мне разъяснили: верблюды нужны для того, чтобы везти груз, а отряд нужен для того, чтобы этот груз охранять.
Кряхтя и надсадно охая, поднимали бойцы тюки и ящики, втаскивали их на верблюжьи спины, вязали верёвками. Джангильдин сам проверял каждый вьюк и, если видел небрежность, никому не давал спуску.
— Для нас сейчас ценнее всего на свете — верблюжья спина и верблюжьи ноги. Испортите животное — и пропал груз. Что нам тогда товарищи скажут?