— Плохо дело. — Макс чувствовал, что в его голосе звучат такие же холод и отстраненность, как и в отцовском.
И не только звучат. В его душе действительно поселился холод. Макс ничего не чувствовал.
— В общем… Сейчас она в больнице, вернется только вечером, так что ты не сможешь с ней повидаться.
Отец стоял перед дверью, не пропуская сына в дом. Судорожно сжимая в карманах кулаки, Макс смотрел на него. Мог ли этот человек, его собственный отец, убить Сину?
Сейчас, когда он стоял с отцом лицом к лицу, такая вероятность представлялась ему сомнительной. Да, из-за поведения отца похищение Сины стало возможным, но сам он никогда не поднял бы руки на дочь… Это… это невозможно!
— Так ты стал великим боксером? — внезапно сменил тему старый Унгемах. — Я видел твой поединок в воскресенье.
Отец насмехался над ним? Или ему показалось? Макс чувствовал, как что-то в нем сводит судорогой. Он уговаривал себя хранить спокойствие, не поддаваться искушению отомстить отцу за все беды в своей жизни. В конце концов, он пришел сюда не для этого.
— Да, дела идут хорошо… — Макс пожал плечами, будто в его карьере не было ничего особенного.
— Что ж, охотно верю… — Отец посмотрел куда-то Максу за спину, и на мгновение его глаза остекленели. Затем он повернулся к двери. — Зайдешь или как?
Магазинчик казался старомодным, потрепанным тяжелыми временами, блеклым и непримечательным. А еще он был закрыт. Оставаясь в машине, Франциска рассматривала переднюю часть двухэтажного здания шириной метров десять. Из них половину занимала огромная витрина из обычного стекла в алюминиевой раме, какие выпускали в семидесятые годы. Дверь в лавку была выполнена в том же стиле.
Рядом виднелась еще одна, на этот раз деревянная, крашеная под благородное красное дерево и потому совершенно не вязавшаяся с остальной обстановкой. Франциска предположила, что деревянная дверь ведет к лестнице на второй этаж. Стену вокруг окна и дверей когда-то покрасили в белый цвет, теперь же она посерела и покрылась темными, болотно-зелеными трещинами. Над витриной и дверью в магазин висели жалюзи, но их, видимо, никогда не опускали. Впереди болталась выгоревшая на солнце вывеска: «Саутер и сыновья. Зоомагазин».
«Какая блеклая жизнь», — подумала Франциска.
Тут и жизни-то не осталось, никакой радости и веселья, все серое и вялое. Должно быть, в магазине до сих пор чувствовался дух множества поколений Саутеров. Странно, что эта лавка так и не закрылась. Или Саутер, заправлявший тут сейчас, сменил специализацию магазина и занимался только аквариумными рыбками, которых развозил по клиентам?