— Мне нравится та, что про дочь мельника, — объявила она. — Где отец сказал, что она может прясть из соломы золото. И король попросил ее это сделать, а она не смогла, пока не пришел маленький старичок и не помог ей. А в ответ она обещала отдать ему первого родившегося ребенка, когда выйдет замуж за короля. Это сказка, которая мне нравится.
Шепот одобрения пронесся по комнате. Под настойчивым взглядом широко открытых зеленых глаз девочки Гримм провел языком по губам.
— И как же она продолжается? — спросила мать, снова встряхнув девочку. — Расскажи нам.
— О, у королевы родился ребенок, и она не хотела отдавать его тому маленькому человечку. И он сказал, — она втянула подбородок, чтобы голос стал глубже: — «Я дарую тебе три дня, и если угадаешь мое имя, ты спасешь ребенка». Два дня она пыталась угадать, называя все имена, какие только могла, — и даже некоторые совсем сумасбродные, как Кривоног и Гнуты-Голени, — но один из посланцев сообщил ей, что слышал, как маленький человечек пел свое имя, и сказал ей, как оно звучало. Поэтому когда на третий день пришел маленький человечек, она сказала: «Может быть, твое имя Румпельштильцхен?» — и оказалась права, потому что маленький человечек разорвался надвое. — Жеманничая, девочка добавила: — Вот моя история. Я ее рассказала и теперь оставляю вам.
Горсточка слушателей за ближайшими столиками зааплодировала. Тот, что читал газету, кричал «браво!».
— Прекрасно рассказано, крошка, — сказала Августа, потянувшись, чтобы коснуться ее руки. — А как твое имя?
— Шарлотта, фрейлейн. Лотта.
— У меня была тетушка, которую так звали, — сказала ей Гюстхен. — Ну что же, ты очень впечатлила нас, Лотта.
Тут подошел Куммель с завтраком для хозяина, и женщине с ребенком пришлось отступить.
— Простите, что побеспокоили вас во время завтрака, герр профессор, — произнесла женщина, увлекая дочь за свой столик у камина, откуда радостно смотрели мужчина и два маленьких мальчика. — Но ваши сказки так любят у нас в доме: «Ганс и Гретель», «Белоснежка», «Красная шапочка», «Рапунцель»…
Гримм улыбнулся, с облегчением слыша, как беседа за соседними столиками пошла прежним чередом. Он мог лишь повторить:
— Вы очень добры, — но женщине явно не хотелось уходить.
— Ваши истории так проникновенны, — продолжала она. — Добро и зло как они есть, — детям надо знать о них; и написано таким прекрасным языком. Может, вы рассказывали эти истории своим детям, прежде чем поместили их в книгу?
Гримм взял было булочку, но положил обратно в корзинку.
— Нет-нет. Я никогда не был женат.