Эбондрак выдохнул. Пламя поверх головы Аларика полетело в толпу, атакующую Змеиную Стражу. Люди исчезли в полосах черного огня.
Аларик едва сознавал, как солдаты подняли его себе на плечи, хотя люди горели и гибли под мечами Змеиной Стражи. Он увидел знамя, по-прежнему реющее высоко, и понял, что и сам, подобно этому знамени, стал символом мятежа и войны для этих людей. Извращенные создания не желали ничего иного, как последовать за Алариком к собственной смерти, потому что знали, что никто на Дракаази не сможет умереть так славно, как космодесантник.
Где-то посреди сражения Эбондрак сгреб несколько горгафских солдат и закинул себе в глотку, чтобы унять ярость. Лорды полностью утратили контроль над ареной Горгафа. Он с отвращением отвернулся от побоища. Взбунтовавшиеся солдаты были для него слишком мелкой добычей. Аларик исчез в мятежной толпе, и не осталось больше никого, достойного быть убитым лордом Эбондраком.
Аларик смотрел на разгорающееся пламя и растущие по краю арены горы трупов, пока толпа не вынесла его сквозь сумрак арки наружу, в город войны Горгаф.
Ночи Горгафа были очень холодны. Они добивали раненых днем, так что сражаться на следующее утро могли лишь достойные и подготовленные.
Аларик не ощущал холода так, как остальные люди. Он знал, что такая ночь способна убить слабого, но для него это ничего не значило. Он даже хотел бы чувствовать холод и бояться его, поскольку это было то, что он мог понять, мог осмыслить. Это был враг, которого можно победить: найти укрытие, развести костер. Дракаази была врагом, с которым он не мог поступить так. Здесь не было легких решений. Если бы он мог чувствовать холод, то, по крайней мере, мог бы испытывать некоторую гордость оттого, что еще жив.
Если бы Эбондрак умер, что бы это дало? Сам лорд навел его на эту мысль. Если дракона не станет, его место займет кто-нибудь другой, возможно, Веналитор, или Аргутракс, или еще какой-нибудь древний кошмар Дракаази, про который Аларик даже не слышал.
Аларик добрался до осажденных крепостей через несколько часов после того, как армия оставила арену Горгафа и перенесла сражение на улицы города. Он покинул войско, направившись к двум крепостям. Его не интересовало, что будет с мятежниками. Наверное, бунт уже усмиряют, мстя за сорванные горгафские игры.
Аларик осторожно шел по траншее. Она была отрыта десятилетия назад, когда две крепости явно воевали между собой, и их повелители приказали копать траншеи, чтобы подобраться к противнику и захватить его крепость. Линии осады пересекались, нахлестывались друг на друга в паутине туннелей и траншей, и там еще сохранились следы боев: старые поломанные кости, торчащие из черной земли, россыпи пустых гильз, превратившихся в куски красно-бурой ржавчины.