Терпел Цанка это дело день-два, на третий злой поскакал прямо с мельницы во двор дяди. Как раз закончили траурную молитву, собирались расходиться.
— Слушайте, люди, — вдруг крикнул пронзительным голосом Цанка.
Все обернулись, увидели тощую голову длинного Арачаева. — Слушайте, люди, — повторил Цанка, — вы считаете себя мусульманами?… — он сделал паузу. — Какие вы мусульмане!? Рядом умерла такая же женщина — там никого нет, а здесь — встать негде… Конечно, здесь почет, уважение, большой род и, наконец, много еды и сладостей… И не мусульмане вы, и не люди…
После этих слов Цанка еще мгновение постоял, оценивая реакцию, потом медленно повернулся, картинно сел на коня, заносчиво задрал свой большой нос, пришпорил коня.
— Паршивый подонок, — шипел в злости Баки-Хаджи.
Стоявший рядом его брат Косум смеялся, хлопал в ладоши. — Точно свой отец. Копия брата Алдума… Ну, молодец!
На четвертый день после похорон Хазы отвозил на телеге домой Цанка свою мать и сестру с мельницы. Утро было солнечное, по-летнему теплое, голосистое. Выпавшая за ночь роса еще не просохла, искрилась в высокой траве. Многочисленные птицы наполнили лес удивительными звуками. Сквозь густую листву, играясь, проникали ранние лучи солнца, образуя на земле бледные прыгающие пятна. Черноголовая гаичка, сидя на пушистой, свисающей к дороге ветке ореха, издавала звонкую трель. По наклонной дороге вниз конь шел весело, легко.
— Нана, — твердо сказал Цанка, не оборачиваясь, — я женюсь на Кесирт.
Наступила длинная пауза.
— А Дихант? — вместо матери вмешалась Келика.
— Насчет нее не знаю — посмотрим.
— А ты уверен в своих чувствах? — спросила осторожно мать.
— Да, — твердо ответил Цанка.
— Вообще-то вот провели мы с ней несколько ночей, поговорили — видно, что замечательная женщина… И несчастная, — говорила мать.
— Она очень хороший человек! — воскликнула Келика, — не то что твоя заносчивая соня — Дихант.
— Ну вот и прекрасно! — засмеялся Цанка, — так вы поддерживаете меня?
— Поддерживаем или нет — неважно, я знаю, что ты как и твой отец, упрямый и прямой… Делай, как знаешь, только по совести, а мы никуда от тебя не денемся, — тихо сказала мать. — … а если быть до конца искренним: Дихант не пара тебе — дрянь она высокомерная. И как жить с ней до конца жизни?
— Ну вот, значит все решили, — обрадованно вскрикнул Цанка.
— А когда вы женитесь? — толкала за плечо брата, улыбаясь, Келика.
— Через три дня, как траур кончится.
— Да ты что, сдурел, — хором ахнули женщины, — аль шутишь?
— Нечего мне шутить. И ждать нечего… Кесирт одинока. С кем она будет жить?… Кто умер — тот умер, а мы должны жить, пока Бог позволяет…