Все взгляды были обращены на Кесирт. Она, вся румяная, стройная, грациозно-надменная, плыла в красивом танце по кругу. Никто никогда не смог бы сказать, что она вышла полчаса назад из маленький ветхой хибары.
После танца Кесирт усадили в первом ряду. Соседки трогали руками ее платье. Некоторые с завистью и злостью отворачивались, вслух говорили о ее происхождении и нищете. Следующие четыре из семи танцев молодые парни приглашали Кесирт, и наконец в круг вышел Цинциев. По-прежнему бледный, строгий, на не сгибающихся от решительности ногах, с мощной бычьей шеей, он твердо подошел к Шамсо и демонстративно выложил на стол большую сумму денег — один рубль.
— Я буду танцевать с Кесирт, дочерью Хазы, — громко, с надрывом в голосе сказал Шарпудин.
— Зато я не буду, — неожиданно для всех ответила девушка, прямо глядя в глаза ненавистного ей человека.
Мало кто знал об их отношениях. По рядам прошел шепот. Затихла музыка. Все застыли в напряжении.
— Почему это ты не будешь? — угрожающе спросил Шарпудин.
— Ты что повышаешь голос на девушку? — вмешался своим пьяным басом Рамзан.
Обстановка накалилась до предела, еще одно слово — и началось бы невероятное, однако Кесирт быстро нашлась.
— Уважаемый инарл, я сильно устала. Неужели нет других девушек? У меня ноги болят, — уже мягко, с просьбой в голове сказала Кесирт.
Все свободно вздохнули. Только Шарпудин стоял в центре круга, насупившись, как бык.
— Правильно, правильно она говорит, — быстро вмешался в разговор растерявшийся было Шамсо. — Она немного отдохнет и в следующий раз будет танцевать с тобой.
— Инарл прав. Так будет правильно, — заголосили вокруг. Шарпудин вынужденно станцевал с другой девушкой и, вернувшись на свое место, не скрывая злобы и ненависти, глазами поедал недоступную красавицу.
Когда через некоторое время вновь танцевала Кесирт, Шарпудин вслух, довольно громко выкрикнул несколько оскорбительных фраз в адрес Кесирт, ее матери и происхождения. Бессильный гнев овладел молодой девушкой, земли не чувствовала она под ногами, сердце ее бешено колотилось. Не считаясь с обычаем горцев, Кесирт несколько раз в упор посмотрела в наглые глаза обидчика, однако с трудом себя сдержала. После танца хотела уйти, но не могла найти своего полушубка. Подружки из Дуц-Хоте вновь усадили ее рядом с собой. Танцы продолжались. Кесирт больше ни с кем не танцевала. Настроение ее было мрачным, ее снова прилюдно оскорбили и унизили, она не могла этого вынести. Внутри все играло. Злость и ненависть ко всем окружающим овладели ею. Ей хотелось кричать, бежать, драться. Она по-женски чувствовала, как рады завистливые девушки ее публичному позору. Женский голос за спиной сказал так, чтобы она все слышала: