Словом, нелегок был этот жалкий кусок хлеба. Всякие непредвиденные трудности возникали перед молодой женщиной почти каждый день.
Как раз в тот день, когда Баки-Хаджи и Цанка уходили в Нуй-Чо, Кесирт со своими напарницами направлялась в Грозный, на базар.
Наняли они телегу с извозчиком, нагрузили на нее закупленный товар. Везли в город сыр из бараньего молока, козлиное молоко, говяжье масло и сметану, творог, высушенные бараньи курдюки, мешок белой и мешок красной фасоли, четыре мешка кукурузной муки, полмешка цу,[60] бочонок меда и вета,[61] прошлогодние яблоки и дикие груши, мешок грецких орехов, а сверху всего этого добра со связанными ногами восседали штук тридцать кур, пять важных индеек и дурная, недовольная всем происходящим, длинношеяя гусыня. Сами торговки шли рядом с телегой пешком, неся на плечах по корзине с сотней яиц в каждой.
Чтобы дойти из Махкеты до Грозного, надо было проехать Шали, затем пересечь большую горную речку Аргун, а там и до города рукой подать.
В то время через Аргун было два моста: один у селения Атачи — Соип-молли тъей,[62] и другой возле селения Юстрада. Путь через мосты был сопряжен с лишним десятком километров и, что более важно, милицейскими кордонами, собирающими мзду с проезжающих. Поэтому народ в основном ходил в город и обратно напрямую через брод между селениями Белгатой и Чечен-аул.
В тот день далеко за полдень они доползли до поймы Аргуна. Яркое не по-весеннему солнце жарило, уморило путников. Еще издалека послышался рев реки. Извозчик — беззубый старик с редкой поседевшей бородкой, сидевший поверх всего добра, со своего места первым увидел разошедшую вширь реку. Ничего не говоря, он только лениво указал плеткой в сторону Аргуна, что-то недовольно мотнул головой и сплюнул под ноги вспотевшей клячи.
Вслух и в душе проклиная свою незавидную судьбу и строптивую реку, маленький обоз по наклонной быстро дошел до русла реки. Здесь уже стояло несколько телег, нагруженных различным товаром.
Усталые женщины побросали свои корзины и разбежались по кустам, затем по одной выползли к реке, мыли в мутной холодной воле лица, руки, ноги. От одного грозного вида и рычащего звука горной реки дух захватывало.
День был жарким, душным. Из-за густого марева пропали из вида горы, слилась линия горизонта.
В отличие от гор, здесь на равнине уже все давно цвело, все стало зеленым, юным, чистым. Широкая пойма Аргуна, поросшая густыми кустарниками и небольшими деревьями, звенела от птичьего пения, в свадебном ликовании их переливчатые мелодии перекрывали шум реки.