– …и тогда я сделал ей предложение, но она, как обычно, не сказала ни «да», ни «нет», – уныло закончил свое повествование Каризиан. – Но это еще не все. Как вы знаете, я не могу жениться ни на рабыне, ни на вольноотпущеннице. Следовательно, мое предложение ничего не стоит, и Луция это скоро поймет, если уже не поняла. Тит и пальцем не хочет пошевелить ради меня. Правда, Домициан начал недавно оказывать мне знаки благосклонного внимания, но против брата в таком вопросе, как нарушение эдикта Клавдия, он тоже не пойдет. Заколоться мне, что ли?
– Ты собираешься это сделать уже полтора месяца, так что погоди еще немного. – Север вскочил с ложа и заходил по просторной столовой. – Тит просто не может вмешаться в это дело. И так дела не очень хороши. Домициан мутит воду, подбивая армию к неповиновению брату. Тит пытается приучить наших патрициев к экономии, чем вызывает их вполне понятное недовольство, и ссориться в такое время с сенатом, где отец Луции пользуется большим влиянием, смерти подобно. Мы с Цезарем недавно говорили о тебе, и он пообещал освободить девушку от гладиаторской повинности, если Луция хорошо выступит на арене. Так что нам остается только приносить жертвы богам и попытаться чем-нибудь ей помочь. Кстати, я вот что подумал: Федрина экипировал девчонок гладиусами, но, положа руку на сердце, какой у них шанс выдержать напор британских церберов?
– Что ты предлагаешь? – заинтересованно прищурился Валерий Максим, радуясь, что сын в кои-то веки не болтается по городу в сомнительной компании, а занимается дома делом и, более того, пригласил его принять участие в совете.
– Венабул! Сейчас многие венаторы переходят на короткие копья. Если его упереть в землю, то шансы сдержать зверя возрастают многократно. Мне кажется, что эту идею надо подкинуть Федрине, пока не поздно. Как ты на это смотришь, Каризиан?
– Отличная мысль! Север, ты станешь великим полководцем, или я ничего не понимаю в стратегии и тактике.
– Конечно, не понимаешь, но все равно спасибо. А вы что скажете, Александр? Скромность – прекрасное качество, но мы с удовольствием выслушали бы ваш совет.
Молчавший до этого философ приподнял голову и, немного стесняясь, произнес:
– Извините, я думал о другом. Скажите, пожалуйста, когда сенатор Луций Нумиций узнал о… приключениях дочери, он сильно рассердился?
– Еще бы! – хмыкнули хором приятели, отлично знавшие характер отца прекрасной венатриссы.
– Я видел его на следующий день, – Валерий Максим сел на кушетке и, поморщившись, погладил больную поясницу. – Он был черен от ярости, и все от него шарахались, как от чумного больного. Думаю, что накануне он вообще плохо соображал. А что?