— Добрый день, Володя! Я хотела извиниться перед вами за вчерашнюю выходку моей невестки. Некрасиво как-то получилось с этой распиской. Мне неудобно.
— Зоя Павловна, хорошо, что вы позвонили, мне вы тоже очень нужны, кстати. Давайте встретимся вечером? Я позвоню и заеду. Часов в семь, устраивает?
— Конечно, конечно, ради бога. Очень рада.
Она вышла из подъезда через пять минут после звонка, как будто ждала его. Сейчас пуховой шали на ней не было. Темный брючный костюм, аккуратно уложенные волосы. Типичная пожилая москвичка.
Степанков сказал водителю, чтобы он отвез их в клуб «Петрович», где был завсегдатаем, где его знали и где он мог рассчитывать на то, что никто не помешает их разговору.
Здесь Володя появлялся только с зарубежными партнерами, в основном бывшими нашими. Им очень нравилась обстановка коммунальной квартиры, превращенная художниками в объект искусства. Зоя Павловна, рассматривая на ходу фотографии и карикатуры, украшавшие стены модного подвала, помалкивала, пока они не присели за стол в маленьком дальнем зале. Она засмеялась, читая меню, потом отложила канцелярскую папку с завязками, со страницами, где на пишущей машинке типа «Ундервуд» нарочито неровно были напечатаны смешные названия блюд.
— Как мы стеснялись всего этого, Володя, вы бы только знали. Разрозненных стульев, граненых стаканов, разномастных ложек и вилок. Мы мечтали о том, чтобы все ложки и вилки, стулья и стаканы были хотя бы одинаковыми. Но это было невозможно. Доставалось или одно, или другое. И вот теперь эту нашу тогдашнюю постыдную бедность превратили в стиль, шик, дизайн. В чудесные времена мы живем. Вы свободны от комплекса советского человека, которому все нельзя и все — дефицит. — Она с улыбкой смотрела на Володю и крутила в руках гнутую алюминиевую вилку, принесенную официантом.
— Но, Зоя Павловна, и сейчас всяких заморочек хватает. Ну, ладно… Мне надо с вами посоветоваться. Понимаете, неприятная история вышла у меня с другом. Мои родители умерли. Отец в прошлом году, мама раньше. И из прежней жизни остался всего один друг — Михаил. Он мне очень дорог. Человек интересный, талантливый, живет в Москве. Перебрался сюда раньше меня. Он художник. Настоящий художник. Его жена — моя бывшая подруга…
— Как запуталось, так и распутается, — рассмеялась Зоя Павловна. — Не усложняйте.
— Не в этом дело. Проблема в другом. Когда я был бедным студентом, Мишка помогал мне. Как состоятельный человек по тем временам. А потом грянул 98-й год… Кому тогда нужна была живопись? Мишка прогорел, сдулся, стал торговать картинами в рядах около Крымского моста. Знаете это место?