«Я всегда мог пожаловаться маме, и она прекратила бы все, — думал он, — но я этого не делал. Значит, не хотел. А его угрозы были просто смешны, и он и я понимали, что это не всерьез, можно сказать, ради приличия». Он почему-то забыл, что в тот момент действительно боялся…
Его дядя был садистом и педофилом, так бы называли его сегодня. Он получал удовольствие, когда доставлял боль жертве, когда мучил ее физически и морально.
Через какое-то время Михаил Павлович как-то незаметно исчез из его жизни и не появлялся вплоть до его совершеннолетия, видимо, все-таки испугался подозрений окружающих и возможной огласки.
Да и Арсений начал увлекаться противоположным полом, хотя очень быстро заметил, что в этом тоже есть что-то странное — ему хотелось доминировать и полностью владеть девушкой, ее душой и телом, мучить ее.
Михаил Павлович не обманул его: Арсений с первой же попытки поступил в престижный вуз. С дядиной ли помощью, или он сам сумел сдать экзамены, он так до конца и не понял. Впрочем, насчет собственных способностей его одолевали некоторые разумные сомнения — как раз с того памятного лета Арсений совсем забросил учебу.
В следующий раз дядя появился, когда Арсений уже заканчивал институт. Впрочем, он был уверен, что дядя незримо присутствовал всегда, наблюдая за ним издали. Он предложил племяннику помочь с работой, устроил в фирму к своему знакомому, пообещав карьерный рост, если тот не будет зевать, а в будущем и свой собственный бизнес.
Арсений полюбил смотреть специальные фильмы, которые стало очень легко достать на рынках. Он смотрел их по видику, когда никого не было дома, и чувствовал себя совершенно счастливым. Он не знал, нормально ли это, не знал, с кем об этом поговорить. Одно время он даже думал лечиться, но потом оставил эту идею и решил быть таким, какой он есть. Дядя его сделал таким или же сама судьба — уже не важно.
И гораздо позже ему пришлось признаться себе — проблемы с Милой у него возникли неспроста. После всего того, что с ним случилось, ему следовало найти более порочную, земную женщину, Мила же была слишком чиста и наивна. Поначалу он и думать не мог, что влюбится в нее, что она станет для него каким-то наваждением. Он хотел лишь использовать ее, ведь если бы в армии прознали про его наклонности, ему было бы несдобровать. Но это произошло как-то само собой. И теперь он ничего не мог с собой поделать — его влекло к ней со страшной силой, и он только злился все больше и на себя, и на нее, не в силах отказаться от соблазна и мучая ее.