— Почему?
— Потому что, когда веселишься, никогда не хочется идти сразу домой. Сама знаешь.
— Но папочка знает, что я его жду.
— Да, — осторожно согласилась Фиби. — Но ведь у него есть еще дела.
— Я не нужна ему? — Это был самый трагический вопрос, который Фиби когда-либо доводилось слышать. Она нежно обняла маленькую фигурку.
— Конечно, нужна!
— Мамочке я не нужна, — горько сказала Тара. — Так говорит мама Бриджит.
Фиби мысленно сжала руки вокруг горла мамы Бриджит.
— И я слышала, как Синди говорила, — продолжала девочка, — что мамочке пришлось выбирать между мной и дядей, с которым она встречалась, и она выбрала дядю.
— Уверена, все было не так просто, — Фиби растерялась и не могла найти нужных слов.
Наступило молчание. Потом Тара добавила:
— Что, если мисс Синклер скажет папе выбирать и он предпочтет ее, а не меня?
— Этого, — решительно произнесла Фиби, — никогда не произойдет! Потому что твой папа уже сделал свой выбор, и ничто его не изменит.
— Откуда ты знаешь?
— Он любит тебя и никогда не нарушит слова, данного тому, кого любит. — Фиби с трудом могла поверить в то, что сама только что сказала. Что защищала Доминика Эштона, этого монстра, отравившего шесть лет ее жизни. — Он же решил, что тебе лучше остаться с ним, чем ехать в Голливуд.
— Мне бы понравилось в Голливуде, — возмущенно сказала Тара. — Мамочка говорит, что меня бы звали Тара Вейн и она бы получила для меня роль в каком-нибудь фильме. И мне прокололи бы уши, — со вздохом добавила она.
Фиби почувствовала, что улыбается.
— Ну уж, думаю, это папа тебе тоже разрешит — лет, скажем, в десять. А теперь давай я тебе почитаю.
Фиби читала тихо, неторопливо, и мало-помалу сказка, которую один человек сочинил для своего маленького сына семьдесят лет назад, оказала свое магическое воздействие. Еще до того, как Пух и Пятачок раскрыли тайну Слонопотама, глаза Тары стали сонными.
Когда Фиби осторожно закрыла книгу, маленькая ручка вылезла из-под одеяла и взяла ее руку.
— Не уходи, — пробормотала Тара, и глаза ее закрылись.
Это несправедливо, с негодованием подумала Фиби. Мне это не нужно! Ничего! Но все же она осталась там, где была, наблюдая за спокойным личиком ребенка и прислушиваясь к тихому дыханию.
Уголком глаза она уловила едва заметное движение у двери. Не оборачиваясь, тихо спросила:
— Кэрри?
— Это не Кэрри.
Фиби выпрямилась в своем кресле.
— Вы уже вернулись? Не может быть!
— В таком случае я — мираж, — спокойно произнес Доминик, тихо ступая по ковру.
Его обычно мрачное лицо смягчилось и стало обезоруживающе нежным, когда он наклонился поцеловать разметавшуюся во сне дочь.