Улицы, проходившие несколько в стороне от центра, имели совершенно иной вид. Их украшали старинные особняки, построенные еще в XVIII веке. Всем своим чопорным видом они напоминали аристократов, которые с неодобрением воспринимают все новшества, особенно предпраздничную суету. Найджел Стрейнджвейс, поглядывая в окно из своего дома под номером двадцать восемь, чувствовал себя неловко в добротном, прекрасно сшитом костюме. Казалось, в это время года был бы более уместен яркий шелковый жилет. Размышляя о таких пустяках, он, естественно, не мог даже предполагать, какое сенсационное дело предстоит вскоре ему распутать.
Проучившись определенное время в Оксфорде, где он явно отдавал предпочтение Деосфену перед Фрейдом, он избрал редкую по тем временам профессию частного детектива. Она давала ему возможность совмещать хорошие манеры с научными интересами.
Первое являлось главным в жизни, по мнению его тетушки, леди Мерлинворт, к которой он пришел сегодня на чай. К его научным интересам она относилась скептически, как и к привычке пить чай, расхаживая по комнате, в результате чего чашка оказывалась в совсем не подходящем для этого месте.
— Найджел, — напомнила она в очередной раз. — На этом маленьком столике твоя чашка будет лучше смотреться, чем на стуле…
Племянник поспешно переставил чашку на стол, ласково взглянув на тетушку, казавшуюся ему такой же нежной и хрупкой, как ее фарфор.
Он не раз думал о том, как повела бы себя эта женщина, если бы столкнулась с подлостью и насилием… Казалось, она может разбиться, как и ее тонкий фарфор.
— Мы так давно с тобой не виделись, Найджел… Твои… занятия, очевидно, занимают у тебя так много времени. Полагаю, ты ценишь в них положительную сторону: возможность встречаться с разными людьми.
— За последние месяцы я не так часто это делал, тетушка. У меня не было никаких интересных дел.
Супруг тетушки, услышав это, положил булочку, которую он ел, на тарелку и постучал двумя пальцами по столу красного дерева, чтобы отвести от племянника сглаз и порчу. Лорд Мерлинворт напоминал всем своим видом опереточного графа, музейную редкость, но не обычного пожилого мужчину. Так во всяком случае казалось Найджелу.
— Насколько… Насколько я помню… — неуверенно начал старый лорд.
От необходимости выслушивать эти пространные воспоминания Найджела избавило появление его дядюшки, сэра Джона Стрейнджвейса, который был любимым братом его покойного отца и его опекуном. Но на вид дядю можно было принять за садовника, снявшего несколько минут назад свою рабочую одежду. Светлые усы, большие руки, коренастая фигура… Во всем его облике, однако, чувствовалась решительность: так входит в комнату домашний доктор или психиатр.