Реабилитации не будет (Столешников) - страница 77

Доктор Зив пишет: «В психологии Троцкого не было вообще элементов, относящихся к жестокости и гуманности. Там у него было пустое место. Чувство симпатии к людям, не в смысле удовлетворённости поведением, а как самостоятельное чувство, воодушевление, было незнакомо ему. Для него люди были просто единицами — десятками, тысячами, сотнями тысяч, посредством которых удовлетворялась его «Воля к Власти»….Троцкий морально слеп. В нём был натуральный физиологический дефект. То, что в английском языке именуется «Моральное безумие». Его головной орган для любви и симпатии атрофировался ещё в утробе матери» (Стр. 93).

Может быть, причиной морального безумия Троцкого была его эпилептическая энцефалопатия?

Вот что говорит о своих впечатлениях о Троцком еврей Доктор Мандельберг. Цитирую по книге Иосиф Недава «Троцкий и евреи». Книга свободно в Инете: http://www.questia.com/PM.qst; jsessionid=LGcfXBHD1wpkb3GDpD21jvQqqJyby1hHZ32dTLbydmVYVFZkT9SL!657620650! -368539431?a=o&d=96748646

«Я помню дни, когда Троцкий был в 1917 году освобождён из тюрьмы. Я вошёл в кафетерий ВЦИКА Советов, где делегаты имели обыкновение отдыхать и подкрепляться. Я увидел Троцкого одиноко сидящего за отдельным столом и почувствовал к нему сострадание. Мы были так привязаны друг к другу в прошлом. Мы оба были сосланы в одно место в Сибири. Мы оба были участниками Второго Съезда РСДРП. Мы вместе уехали за границу. Я подсел к его столику, но немедленно почувствовал, что нас разделяет стена отчуждения. Вскоре после этого я встретил Троцкого в коридоре между заседаниями. Я подошёл к нему как старый друг и в полушутливом тоне пожурил его вследствие воздержания большевиков от голосования в прошлой сессии, которая была созвана Керенским. Мы не смогли решить вопроса об окончании войны, чего хотели все. Вместо того чтобы ответить мне в таком же полушутливом тоне, Троцкий встал в позу оратора и начал говорить громкую речь мне и окружающим делегатам. Я сожалел, что подошёл к нему и ушёл, и больше зарёкся подходить к нему». («Me-Hayai» («Из моей жизни») Тель-Авив 1942).

Ещё в июне 1917 года от Петросовета Троцкий внёс предложение Демократическому Правительству распознать «право каждого на имя». Это в смысле менять своё имя, как ему заблагорассудится. Тогда Правительство завернуло эту идею, и Бронштейн, как собственно и Ульянов, продолжали официально оставаться при своих фамилиях вплоть до своей революции! Больше всех мучался Юрий Михайлович Нахамкес, главный редактор газеты Известия (Петросовета). В охранном отделении сохранилось заявление Нахамкеса ещё на имя Николая Второго, поменять фамилию на Стеклов, — отказ. Керенский отказал второй раз, и только своя революция исполнила заветную мечту Нахамкеса стать Стекловым (A. Lita’I “Telushim”, Ha-Shiloah (Odessa), 32 (1917)".