В мае начались массовые отправки молодых специалистов в боевые подразделения. Вначале уезжали за границу, затем очередь дошла до частей, расквартированных в Советском Союзе. Казарма пустела. Нас становилось всё меньше. Уже начало прибывать новое пополнение, набирал обороты призыв весны 1988 года. А меня всё не отправляли.
Работая в подвале новой казармы, я оставил свой автограф: написал на стене ручкой «ДМБ 87–89 (осень) Барнаул». На память Украине. Сейчас Украина — суверенное государство. Учебку расформировали. На ее месте теперь базируются украинские пограничники, ведь рядом граница с не менее суверенной Молдавией. Возможно, какой-нибудь хлопчик, работая в подвале, прочтёт эту надпись, почешет себе затылок и спросит вслух — а что это такое, Барнаул? А может, эту надпись давно уничтожили как напоминание украинскому народу «о годах оккупации Украины русскими». Хотя в советское время обитатели этого украинского городка (как и всей Украины) жили намного лучше, чем в городе Барнауле или в Приморском крае. Вот такой парадокс.
И вот, наконец, этот памятный день настал. 8 июня 1988 года около 40 солдат со всей учебки построили на плацу. К нам вышел небольшого роста капитан. Он был неряшливо одет: мятые брюки, пыльные ботинки, слегка небрит, галстук замаслен. Его распухшее лицо с торчащими усиками выдавало любителя горячительных напитков. Построив нас, он представился капитаном Харьковым.
— Вам выпала большая честь служить в Краснознаменном Дальневосточном военном округе, — пробубнил он. В течение 15 минут он «заливал» нам о прелестях предстоящей службы, обещал, что будем ездить домой в отпуск каждый год, в общем, кататься как сыр в масле. Но всё это оказалось, как выяснилось позже, пустой брехнёй. На следующий день мы уезжали на Дальний Восток.
Последние часы в части. Я понимал, что больше здесь наверняка не буду, не увижу многих ребят, с которыми сдружился за полгода. Это — Александр Стайнов (г. Запорожье, Украина), Игорь Репкин (г. Нарва, Эстония), Тагир Махачев (г. Хасавюрт, Дагестан) и другие.
Наше спальное помещение уже было полупустым. После отбоя мы с Гогой забрались на две пустующих кровати верхнего яруса. Разговаривали всю ночь. Я вышел в умывалку. Из распахнутого окна дохнуло свежестью. Вдали виднелись огни молдавского села Атаки, искрилась река Днестр. В тишине раздавалось лягушачье кваканье, как будто местные лягушки устроили мне прощальный концерт.
Так я практически и не спал, только к утру немного. За час до подъёма меня разбудил дневальный. Умывшись, я быстро оделся и вместе с другими выпускниками-«дальневосточниками» направился к выходу из спального помещения. Обернувшись, увидел спящего каптёрщика Драня. Выходец с Западной Украины был правой рукой прапорщика Марченко. Он отвечал в роте за выдачу белья, портянок, мыла и др. Часто «гасился» в своей каптёрке от хозяйственных работ, был жаден и в общем не любим солдатами. Разбросав руки на кровати, он мирно посапывал (наверное, пересчитывая во сне свои полотенца и одеяла). Так и остался в моей памяти спящий Дрань.