скорее, канализационная протока, несущая сточные городские воды в открытое море.
Волны весело ударяли в каменные берега канала, но в свете тусклого электрического
фонаря было заметно, что на поверхности воды переливается тонкая зеленоватая пленка.
В воде было полно мусора и грязи: остатки продуктов, тряпки, обрывки газет, бутылки,
алюминиевые банки. О том, чтобы помыться в такой воде, нельзя было даже и думать, не
говоря уже о том, чтобы ее пить. Рыбалка тоже вряд ли удалась бы: я не знаю ни одной
рыбы, которая могла бы жить в канализации.
Что ж, сидеть у этой реки было бессмысленно, и я пошел обратно в город. Голод
усиливался, от усталости я просто валился с ног. Была уже глубокая ночь. Улицы
опустели, и одно за другим стали гаснуть окна. До этой ночи я ничего не знал об
одиночестве, отныне же одиночество стало моим самым частым гостем.
Я оказался на площади. Это была рыночная площадь, где по утрам продают разную
снедь. Тогда я, правда, еще не знал об этом. Я уловил запах зелени и даже рыбы. Нос
привел меня на край площади, туда, где стояли мусорные баки. Они были очень высокие,
и, чтобы заглянуть внутрь, мне пришлось взгромоздиться на деревянную коробку. Вонь,
поднимавшаяся из бака, была тошнотворной. Но разгребая гниющую массу крылом, я
обнаружил несколько селедочных голов и немного утолил голод.
Наваливалась усталость. Картины родного песчаного берега и камышовых зарослей
вставали у меня перед глазами, казалось, я слышу, как дышат в темноте мои дети, как
шумит камыш, вижу, как луна восходит на небо и окутывает звезды мягким шлейфом
своего света. Жена ласково кладет крыло мне наголову. О, я несчастный, что же я наделал!
Словно в бреду, я продолжал идти по улицам в поисках какогонибудь укрытия, где
мог бы хоть немного вздремнуть. Так я пришел в парк, где мы с вами вчера встретились.
Там в центре, если вы помните, бьет фонтан, и его радостное журчание было для меня
подобно музыке из «Волшебной флейты».
Я сбросил украденную утром одежду и забрался в фонтан. Я жадно глотал
серебряные струи воды, плескался и нырял, позабыв на мгновение обо всех своих горестях
и о той боли, что прочно сковала мое сердце.
Вдоволь накупавшись, я прилег на скамейку под большой разлапистой липой и после
невероятно тяжелого дня погрузился в глубокий сон.
Меня разбудил сердитый мужчина в синем костюме и в такой же синей шапочке с
козырьком.
– Здесь спать не полагается, – заявил он. – Согласно правилам, даже лежать нельзя.