Муж передал ей большой складной нож, Климентина раскрыла его и сунула лезвие в огонь. Она долго держала его в огне, а мы сидели рядом и смотрели. Когда сталь раскалилась докрасна, Климентина сказала:
— Держите его.
Джинкс ухватила Терри за ту руку, что не была цвета баклажана, и прижала ее к земле. Джуд подошел и уселся Терри на ноги. Я схватила другую, раненую руку и положила ее поровнее на той тряпке, что заранее постелила Климентина.
Другой тряпкой женщина обернула руку и вытянула нож из огня. От ножа поднимался дым, и она подошла к Терри и этим раскаленным лезвием ткнула ему в рану. Как только она вонзила нож ему в руку, весь гной, что скопился от пальца до запястья, вырвался сквозь эту дырку и ударил мне в лицо под таким напором, словно из шланга окатило. Я от испуга чуть руку Терри не выпустила.
— Держи его, — напомнила Климентина.
Я собралась с силами и покрепче ухватила синюшную руку. Климентина снова воткнула лезвие, и снова из раны выметнулся гной, но уже не с такой силой. Темный, густой гной. Терри сначала вопил, а потом то ли пищал, то ли мяукал, словно котенок под дождем.
Климентина отложила нож в сторону и обеими руками взяла руку Терри, нажала большим пальцем, и из надрезов снова брызнул гной, а Терри перестал мяукать и снова заорал. Женщина надавила еще и еще раз, пока не добилась, чтобы опухоль спала. И рука сделалась уже не такая темная, почти вся чернота вышла из нее с гноем.
— Бун, — позвала Климентина. — Давай сюда выпивку.
— Сколько надо? — спросил Бун.
— Увидим, — ответила она. — Ты неси давай.
Бун заворчал, но подошел к одному из тюков, развязал его, пошарил внутри и достал небольшой сверток, заботливо обернутый тряпкой. Климентина развернула сверток, и внутри обнаружилась банка — полагаю, то был домашний самогон. Женщина отвернула с банки крышку и полила жидкость на руку Терри. Терри так и взметнулся в воздух. Она плеснула еще, и на этот раз он уже не подпрыгивал, а остался лежать на земле, и дышать ему явно стало полегче.
Поднеся банку к губам, женщина сделала глоток, а затем предложила всем нам тоже отхлебнуть, но мы все отказались, и мама в том числе, хотя я видела, как она непроизвольно облизнула губы. Запах был в точности как от ее бальзама, и я понимала, что соблазн силен, но все-таки мама покачала головой.
Климентина поставила банку с самогоном на землю. Подошел Бун, закрыл банку крышкой, снова заботливо ее увернул и убрал в свой узел. Климентина аккуратно перевязала руку Терри белым обрывком старой скатерти.
— Ему теперь полегчает? — спросила мама.