Наутро поднялся туман, белый, как хлопок, плотный, как зимние облака. Фонарь пробивал лишь узкий ход в сплошном тумане, который накрывал нас с головой. Ни звука, не квакнет лягушка, не слышно было сверчков, что само по себе казалось странным и необычным. Только наши ноги чавкали по глубокой грязи в царстве тишины и одиночества.
А мы все шли, пока на востоке не заиграли краски: понизу, у самой земли, нежно-алые, точно лепестки розы, а повыше — яркое золото. Усилилась жара, и туман начал таять, как мороженое в июле. Терри выключил фонарь и убрал его.
Был уже светлый день, когда у нас под ногами проползла, извиваясь в траве, крысиная змея. Мы замерли на месте, глядя ей вслед, потом тронулись дальше. Со стороны реки появились большие белые птицы, одна пролетела высоко у нас над головами, и мы разглядели в ее клюве рыбу.
— Может быть, это хорошее предзнаменование, — сказал Терри.
— Если только не смотреть на это с точки зрения рыбы, — уточнила я.
Солнце поднялось уже высоко и сильно припекало, а мы еще не добрались до знакомых мест. Трудно было угадать, сколько мы уже шли, ведь мы не знали, в котором часу двинулись в путь. Нам казалось, мы идем часа четыре, может быть, пять. По ровной и сухой дороге мы давно бы одолели весь путь, но болото замедляло наше продвижение и отбирало все силы, так что мы обрадовались, завидев сосновую рощицу — если идти через нее, там земля, должно быть, сухая.
Сосновая рощица оказалась жиденькой, и в просвет между деревьями я заприметила по ту ее сторону церковь, где еще недавно служил преподобный. Неожиданно для себя мы оказались довольно высоко — оказывается, наша дорога шла вверх, но так медленно и с таким незначительным уклоном, что мы и не заметили, как вышли намного выше дома преподобного Джоя.
Мы подошли к церкви. Двери были распахнуты, внутри какая-то добрая христианская душа написала большими черными буквами слово ПРЕЛЮБАДЕЙ — именно так, причем дважды, на двух стенах, а на свободном месте красовалась фраза подлиннее насчет того, как преподобный Джой забавляется с ослицами — а это уж точно неправда. У него и ослицы-то не было.
Выйдя из церкви, мы остановились у порога и посмотрели на тропу, которая спускалась к дому. Отсюда было видно парадное крыльцо с распахнутой дверью, внутри мерцал свет фонаря, и грузовик констебля Сая не сдвинулся с места.
— Думаешь, он подкарауливает внутри? — спросил Терри.
— Не знаю. С чего это он торчит там? Деньги ищет?
— Не найдет, — заверил меня Терри.
— Если ты оставил мешок валяться на полу, чтоб вынюхать их, породистой ищейки не понадобится, — сказала я.