Очень хотелось быть ей полезным.
- Французско-русский.
- Сейчас найдем. Посиди!
Сашка рванул на себя дверь, пулей вылетел в коридор.
- Есть словарь? - набросился на первого встречного. Французско-русский! Нет?
- Словарь есть? - влетел к известному всем Ленгорам меланхолику Зденеку.
- Чего? - поднял тот голову от подушки с таким трудом, словно голова его была пуд весом.
- А, ну тебя!
Пока Зденек встанет...
В пятой комнате словарь нашелся.
- Мерси, мерси, - возликовал Сашка. - Верну всенепременно.
- Попробуй только не верни, - на всякий случай предупредил хозяин словаря, но Сашка его уже не слышал.
Со словарем, слово за слово, перевела Лиза чарующие строки Превера, но они ничего ей не объяснили. Она и без них знала главное: любимый покинул ее, а любовь осталась - куда ж ей деваться? "Помнишь ли ты, Барбара, как под Брестом шел дождь с утра..." Что ж, значит, судьба, значит, так должно быть. И мама - там, в аэропорту, в Красноярске, словно предчувствуя эту встречу, в самую последнюю перед расставанием минуту прижала Лизу к себе и шепнула:
- Только не выходи замуж за иностранца, заклинаю тебя! Их, ты говорила, в МГУ много. Там у них гангстеры, нищета, безработица...
Мама, мамочка, если б ты знала, как мне больно! Надо скорее ехать домой, все рассказать. Вот сходим в кино...
- Мальчик мой дорогой, это пройдет, вот увидишь. Может, твоя девушка и права. Знаешь, как трудно жить в чужой стране, с иностранцем, и все вокруг говорят по-французски...
Толстая маленькая негритянка, с круглыми жалостливыми глазами, в огненно-красном блестящем платье, в коричневых туфлях на высоченных каблуках, хлопотала вокруг своего незадачливого сыночка, а он, рассказав абсолютно все, и все это было - "люблю", сидел за праздничным обильным столом и плакал. Да-да, плакал, как маленький, как девчонка. Хорошо, что они были только вдвоем, хорошо, что не смогла вырваться от своих скаутов Марианна: у них там затевалась важная какая-то акция, и не могла же она подвести команду!
Мама еще раз взглянула на сына и перестала бегать туда-сюда: все равно ее Жано ни к чему не притронулся. Она села с ним рядом, прижала свое дитя к сердцу, и ее добрые глаза негритянки тоже увлажнила слеза.
- Ты не понимаешь, - горестно прошептал Жан.
- Это тебе так кажется, - мягко возразила мама. - Я все понимаю, все чувствую: ведь я - твоя мама. - Она помолчала, нерешительно взглянула на Жана. - Знаешь, что случилось однажды с твоим отцом? - тихо сказала она.
Жан оторвался от матери, посмотрел испуганно: что такое могло с ним случиться? Что вообще могло случиться с его суровым грузным папа, которого за глаза (Жан сам слышал!) звали бульдогом, и не столько из-за квадратной челюсти и хмурого взора, сколько из-за поистине бульдожьей хватки в сложных, хитроумных и не очень честных финансовых сделках, когда, вцепившись в контрагента, он не выпускал его до тех пор, пока не добивался своего. Мертвая хватка Пьера была всем известна.