— Почему «вдруг»? — как и положено, принял Бургдорф удар на себя. — Насколько я заметил, там никогда и не забывали о вас. Однако же не забывали и о вашем ранении.
— Не в этом суть. Очевидно, намечается новое, не совсем удобное для меня назначение, а потому вас, Бургдорф, направили, чтобы подготовить меня к предстоящей беседе с фюрером. Военным атташе в Греции, как вы помните, господа, мне уже приходилось быть, военным атташе в Италии — тоже.[20] Правда, всего две недели. Что на сей раз?
— При этом вы забыли упомянуть, что трижды командовали группами армий: группой «Африка», группой в Северной Италии и группой «В» на севере Франции. Не мне судить, насколько эти назначения оказались удачными лично для вас, но что касается военных побед, то здесь к вам уже предъявлены серьезные претензии. Однако сейчас не время обсуждать подобные темы.
— В таком случае не следует их затрагивать, — едва сдерживал раздражение Роммель. — В Африку я вернулся, когда битва при Эль-Аламейне была проиграна и наши войска уже потерпели полное поражение; в Италии принял командование группой армий тогда, когда избежать капитуляции итальянских войск перед западными союзниками уже было невозможно. К тому же на моё место очень скоро прислали генерала Альберта Кессельринга. Ну а что произошло во Франции, вам хорошо известно и без моих объяснений.
— В общих чертах — да, — проворчал Бургдорф.
— Если фюреру угодно, чтобы виновным во всех этих поражениях был признан я, — не возражаю. Но ведь рано или поздно историки всё равно всё расставят по своим местам. И запомните, генерал Бургдорф: такие вопросы или обстоятельно обсуждают, или же вообще не затрагивают.
— Мне понятно, почему вас так тревожит исход будущей беседы с фюрером, — как ни в чём не бывало, продолжил свою мысль адъютант фюрера. — Дело в том, что две предыдущие оказались для вас неудачными. Крайне неудачными.
— Скорее, для фюрера, нежели для меня, — отрубил Роммель.
— Я имею в виду те две июньские встречи с фюрером, — спокойно продолжил Бургдорф, не обращая внимания на выпад фельдмаршала, — которые вы провели вместе с фон Рундштедтом и которые закончились яростными обвинениями фюрера в ваш адрес. Я свидетель того, что после разговора с вами фюрер и в самом деле впадал в ярость. В обоих случаях. И ни для кого не секрет, что в обоих случаях вы настаивали на том, чтобы фюрер прекратил боевые действия на Западном фронте и повел переговоры с англичанами и американцами.[21]
— Лучше бы после подобных бесед со своими полководцами фюрер как главнокомандующий впадал в глубокие раздумья, а не в совершенно неоправданную ярость. Мы всего лишь пытались спасти остатки наших армий на Западном фронте. Просто спасти эти остатки — вот и всё. Но мы явно отвлеклись. Вы так и не ответили на мой вопрос, Бургдорф: почему вдруг в ставке вспомнили обо мне? Впрочем…