О Евгении Васильевиче, который у нас дома называется не иначе как доктор Женя: так вот, по-моему я в него слегка влюблена. Не в какой-то страстно-сексуально-безумной форме, на такое я не способна. Увы. Это, скорее, похоже на мою детскую влюбленность в десятиклассницу Наташу в те блаженные годы, когда сама я училась в четвертом. Я ее "обожала", как смолянка из какой-нибудь книги Чарской, - эти книги почему-то водились у бабушки в изобилии, и мама тогда называла их вредным слюнтяйством.
Вчера у нас с мамой состоялся судьбоносный разговор. Судьбоносность заключалась в том, что мама призналась или, говоря языком братца Вовы, раскололась: отец, оказывается, понятия не имеет о моем существовании, когда его арестовали, мама, мало того, что от него малодушно (ее слова) отреклась, но еще и сказала вдобавок, что меня она уничтожила во чреве. Сделала она это, говорит, с самыми добрыми намерениями - чтобы он там, в узилище, не думал о злосчастной сиротке, которая от него родится. А отречься ей, оказывается, пришлось под давлением, следователь приказал. В противном случае, мол, пострадают Вовка и родители. Да и саму выгонят с работы. А ее все равно выгнали, совки. Но давление давлением, а главное, мама все сделала, как отец велел, - дескать, считай себя свободной. Она и послушалась. А он, видимо, все-таки обиделся. Особенно за "аборт". Во всяком случае, ни разу не дал о себе знать - ни когда вышел из лагеря, ни когда уезжал за границу, ни оттуда. Правильно сделал. Я на его месте тоже не стала бы разыскивать злодейку, которая, по существу, убила его ребенка... Я также пыталась представить себя и на мамином месте и пришла к выводу, что ничьих приказов и угроз я бы слушать не стала. Не потому, что я ужас какая смелая и благородная, а из чистого эгоизма - чтобы ждать его, дождаться и вообще разделить его судьбу. А бедная мама, запуганная, выросшая при большевистском терроре, думала, наверное, что, если не отречется, и ее, и родителей вышлют, а то и посадят, Вовка окажется в детдоме, а я рожусь в тюрьме. Нет, я маму, конечно, не осуждаю, просто... Ладно, как говорила ненавидящая меня теперь тетя Зина Несговорова - "замнем для ясности". А мать мне жалко до боли в сердце, особенно последнее время, когда она так постарела и ходит вечно затравленная и виноватая. Вовка, паразит, разговаривает с ней хамским тоном. А она не может (не хочет?) врезать ему по полной программе - все-таки сын, родная кровь. Вдобавок мы у него в неоплатном долгу, нам не прожить без его помощи. И ради этой матпомощи, опять ради меня - у деда пенсия, маме, подозреваю, вообще ничего не нужно, - она все это терпит. Жутко жаль ее.