Он придет. Как пришел во сне этот мальчишка. Тот, что вообразил его кошмарным монстром. Забавно было ощутить себя в этом образе. Но ничего не поделаешь — люди сами формируют мир вокруг себя. Когда грань между сном и явью размыта, сон начинает вторгаться в реальность.
Так эти странные люди, поклоняющиеся Кольцам, сделали из него демона. Впрочем, ему нет дела до мелких человеческих слабостей. Он не будет возражать, исправлять, помогать.
Ведь, что бы он ни сделал — станет лишь хуже.
Все дело в снах. Навязчивых снах, что пугают не только его. Те, кто случайно заглянул в его тяжелые сновидения, никогда уже не избавятся от страха.
Страх. То, что окружает его с самого рождения, то, что отталкивает от него людей, из-за чего его считают жестокой, бездушной тварью. Он устал разубеждать людей в этом. Более того — и сам уже начал считать так. Наверное, потому, что только бездушная тварь может пережить всех, кого любит, на долгие сотни лет. Все изменилось вокруг, все потеряло значение. Остался только страх. Страх, искажающий пространство и само время.
Может, именно этот страх и взорвал старый мир, погрузив его в пучину ядерной войны? И он же изломал как трухлявую ветку некогда величественную Останкинскую башню, склонившуюся над его головой. А после — скрутил вокруг нее это пыльное красное марево…
Все может быть. И все давно уже не имеет значения.
Он смотрел на огонь костра и чувствовал, как приближается гость.
— Можно присесть?
Хозяин костра отвык говорить. Он уже забыл, когда в последний раз с его губ срывались слова. Может быть, десять лет назад, может быть, сто. Последнюю беседу он вел совсем недавно — с этим пытливым кремлевским мальчишкой. Но то было во сне.
С тем, кто зовет себя Снайпером, надо говорить вслух.
— Присаживайся, — голос был сух и казался чужим. — Я успел забыть обычай, когда для того, чтобы сесть к огню, требовалось разрешение. Огонь — он ведь общий, как и весь мир.
Гость тяжело опустился рядом. В руках у него был автомат, за который он держался, как за последнее спасение. Иначе и быть не могло: оружие было частью сущности этого человека.
Снайпер.
Не нужно было спрашивать его имени. Ведь этот человек пришел из того мира, который породил его самого. Ностальгии не было. Давно уже основным состоянием стало равнодушие. У гостя же все впереди. Скорее из въевшегося автоматизма, чем из желания, хозяин извлек из костра гревшуюся там запечатанную консервную банку, обернул куском брезента. Перехватил поудобнее патрон с оголенным сердечником и принялся вскрывать.
— Так будет… проще, — сдавленно проговорил гость. Он протягивал нож, держа его за клинок. Снайперу тоже говорить непросто: дают знать тяжелые раны.