– Ты расскажи, – встряла я вновь, – расскажи, что на тебе при этом было надето!
– Ах, ну да, на мне было нежно-розовое платье с оборочками и белые гольфы с помпонами, – улыбнулась Лиза, – но я была настолько озадачена выполнением маминой просьбы, что, плюхаясь на пузо, дабы пролезть под забором, совершенно об этом не подумала.
– … так же, как о своей комплекции, – хохотнула я.
– Да, я была… пухленькой, – неохотно созналась Лиза.
– Толстой ты была, а не пухленькой, поэтому застряла между землей и забором, точно как Винни-Пух в кроличьей норе! – съехидничала я.
– Алька, ну ты и вредина, – сказала Лиза, – постеснялась бы Григория хотя бы. Что он о тебе подумает?
– Гришенька, ты обо мне что думаешь? – кокетливо поинтересовалась я.
Вместо ответа Грегори нежно обнял меня за плечи и попросил Лизу продолжить свой рассказ.
– Когда на мой плач сбежались все, кто находился поблизости, и извлекли меня из-под забора, – улыбнулась воспоминаниям Лиза, – я была похожа на замарашку или даже на беспризорницу: вся чумазая, перепачканная землей, локти и коленки покарябаны, жуть!
– Почему же вы полезли под ворота, вместо того, чтобы вернуться домой, Лиз? – подивился Грегори.
– Знаете, больше всего я опасалась, что меня накажут за невыполнение такого важного задания, – ответила сестра.
– Лизу даже в раннем детстве отличало чувство повышенной ответственности, – констатировала я.
– Это я уяснил, – кивнул Грегори. – Скажите, Лиз, а какую именно надпись оставил вам Войнович на титуле своей книжки?
– Он надписал ее так: «Дорогой Лизоньке, которая ловко проползала ко мне под забором, с пожеланием многообразных удач»… Затем, с интересом оглядев меня, дописал: «…проползала ко мне, но преждевременно, в возрасте пяти лет».
Остаться наедине с сестрой Грегори нам не дал. Наверное, опасался, что мы будем «трепать языками», то есть станем обсуждать что-то для него нежелательное.
19.00
Объявили посадку. Мы простились с Лизой, сели в самолет и вновь взмыли в воздух. Атланта была пересадочным пунктом, который Грегори удачно использовал для выполнения своего обещания.
– Ну и как тебе Лиз? – спросил меня Грегори. – Сильно она изменилась с вашей последней встречи?
– Очень сильно, – вздохнула я. – Так и не поняла, как она довела себя до такого изможденного состояния и зачем сделала пластику?
– Ну, это все – дань моде, – сказал Грегори и, внимательно оглядев меня, изрек: – Я бы тебе тоже немного убрал здесь и здесь. И брекеты поставил бы на верхние зубы, чтоб исправить их небольшую природную кривизну.
Узрев досаду на моем лице, пояснил: