Дубль второй. Главное – не промахнуться на этот раз.
– Я тут стихотворение сочинила… впервые за двенадцать лет…
– Это правда?
– Правда! Для тебя…
– И когда же успела, Алечка? – голос заметно теплеет.
– Сегодня. Когда ждала своей очереди на собеседование.
– Почему же сразу не прочитала мне его?
– Честно? Хотела, Гришенька, приберечь до нашей встречи.
– Ну же, давай, давай его сюда, скорее!
– Скорее? Какой нетерпеливый.
– Ты себе даже представить не можешь, насколько я нетерпелив…
Здравствуй, мой далекий друг!
Я устала от разлук,
От забот и ожиданий,
От предательства и мук.
Мы не виделись с тобой
Сотню лет – весь век земной,
Прожит был у нас с другими:
Непростыми и простыми,
С равнодушными, пустыми,
Впрочем, с добрыми ли, злыми,
Но – с чужими,
Но – с чужими…
Встречи – связи – расставанья…
Суета и безнадежность.
В пыль стираются мечтанья,
В прах – безудержная нежность.
Но, сомнения глуша,
Все ж пульсирует Душа!
И стремится к жизни, к страсти,
Позабыв про все напасти…
Можно грустно дни считать,
Но не лучше ли опять
Рассмеяться, встрепенуться,
И – в пучину окунуться?
Кто способен удержать,
Дней прекрасных быстротечность?
А ошибок избежать, кто способен избежать?
У кого в запасе Вечность?
Глава 9. Провалы отрочества
Как-то раз в детстве я решила спросить у Лизы, что такое счастье?
– Счастье каждый понимает по-своему, – важно промолвила тринадцатилетняя сестра. – По-моему, счастье – быть худой, длинноногой блондинкой.
Взглянув на мое вытянувшееся от изумления лицо, продолжила, мечтательно растягивая слова:
– А еще… я думаю, счастье стоять под венцом… в красивом платье до пола… рядом с солидным… богатым мужчиной! И жить с ним потом в шикарном доме, сплошь покрытом коврами, уставленном мягкими диванами, пуфами, цветами в хрустальных вазах и клетками с говорящими попугаями.
Помню, я просто опешила от ее слов. Лиза – отличница и умница мечтает о вещах, произносить которые вслух в нашем доме считалось просто верхом мещанства. В голове не укладывалось, что мечтает она не о поиске смысла жизни и своего предназначения, не о достижении какой-нибудь высокой цели, а о банальном замужестве в красивом платье с дальнейшим проживанием… среди пуфов, хрустальных ваз и попугаев!
Мне мое счастье представлялось некой сложнодосягаемой субстанцией, возможно даже, добытой в сражении, но совершенно точно – после множества испытаний и мытарств. Что сказать? Как представлялось, так у меня по сей день и происходит. Всё лечу куда-то, взмывая и падая, и вновь поднимаюсь, отряхиваюсь и снова лечу… за зыбкой, эфемерной мечтой…
А вот взрослая жизнь моей сестры сложилась более чем благополучно. Как, собственно, и планировалась. Получается, жизнь Лизы сложилась запрограммированно благополучно. Золотая медаль в школе, поступление на престижный биофак в главный вуз страны и окончание его с красным дипломом. Удачное замужество, одобренное семьей. Шикарная свадьба. Отъезд по работе мужа в братскую республику Чехословакию, оттуда – в дружественную Данию, затем, как-то стремительно и неожиданно для всех, возникла капиталистическая Италия, откуда почти без труда они перебрались в США, где и окопались. По тем временам это были достаточно крутые виражи. И в географическом, и в политическом смысле. За мужем Лиза чувствовала себя как за хромированным забором. Прочным, основательным, блестящим.