Для меня же кратковременное пребывание в рядах этой партии, связанное с надеждами на обновление жизни, исходившими от Горбачева, из факта падения Берлинской стены, вывода войск из Афганистана, позволило окончательно уяснить простую истину – такая партия к своему реформированию не способна, как и не способна провести настоящие экономические и политические реформы в стране. Партия оторвавшихся от жизни догматиков, готовых на все ради сохранения себя у власти!
Вот главный след, который Лигачев и ему подобные оставили в нашей жизни. И еще другие следы: разворованная государственная казна, доведенная до абсурда и распада экономика, искалеченная психология нескольких поколений советских людей. И наконец, бесконечное насилие, репрессии, преступления против своего народа: от расстрела астраханских рабочих в 1918 году и до убийств ни в чем не повинных женщин и подростков в Тбилиси в 1989-м, в Баку – в 19 9 0-м, в Вильнюсе – в 1991-м.
Что же касается "тбилисского следа" Собчака – то это прежде всего такой простой, но так и не дошедший до сознания Лигачевых вывод: за лозунги, призывы и демонстрации против существующей власти нельзя ни применять насилие, ни тем более убивать.
Последний диалог с Лигачевым на тбилисскую тему состоялся у меня на XXVIII съезде КПСС при обсуждении его кандидатуры на должность заместителя Генерального секретаря.
Я спросил у Лигачева, когда же он говорил правду: давая объяснения нашей комиссии, в которых утверждалось, что никакого заседания Политбюро по Тбилиси не было, или позже на февральском (1990 г.) Пленуме ЦК, где он заявил прямо противоположное?
Стенограмма сохранила стиль и дух этого диалога:
" Лигачев: Анатолий Александрович, я тебе должен ответить на этот вопрос… Собчак: Обязательно!!!
Лигачев: Причем я задам вам вопрос, товарищ Собчак! У меня там в портфеле лежит ваше выступление. Я сейчас хотел бы вот о чем сказать: Лигачев говорил и там и здесь то же самое. В конце концов, я прошу и тех, которые здесь ближе, вместе со мной сказать хоть одно слово, что те решения, которые были приняты, принимались всеми членами Политбюро. Под руководством Михаила Сергеевича Горбачева. В конце концов, Михаил Сергеевич, я прошу… я могу просить как товарищ и коммунист… (Ш у м в з а л е.) И вы извините, я говорил правду, истинную правду… Тогда я говорил о том, что мы, комиссия в составе членов Политбюро, которых было минимум три четверти от общего состава, приняли решение… Единственное мудрое решение… Я до сих пор прав… Я очень сожалею и извиняюсь перед грузинскими товарищами, что у них произошла такая трагедия… Это я говорю по-человечески и глубоко переживаю… Это даже на всю жизнь останется, но мы, члены Политбюро… не причастны к этому чрезвычайно трагическому событию… Мы твердо договорились: решать вопросы политическими методами, мы сказали бывшему руководству Грузии об этом четко и ясно определенно… А вот почему я сказал о Политбюро… На каком же вы основании, Анатолий Александрович, после того, как на втором Съезде народных депутатов доложили более-менее объективно, о чем опубликовано в газете "Известия", разразились интервью?… Никогда, нигде я об этом не говорил, но давайте поговорим в присутствии тысяч людей… Разразились своим интервью через две недели в "Огоньке" и написали… знаете, что написали? Я процитирую, я прошу размножить это дело… что написал товарищ Собчак? Стоило товарищу Горбачеву уехать… Куда вы уезжали, в Англию, что ль, Михаил Сергеевич? (Ш у м и х о х о т в з а л е.) В Англию? Как товарищ Лигачев за плечами его и товарища Рыжкова, который здесь был, понимаете, начал… собрал комиссию (Читатель, очевидно, оценит и невольную проговорку Лигачева. – Прим. А. С.) и организовал вновь заговор… Типа этого… Вот против чего я возражал, вот вы ответьте, почему вы так: с одной стороны, вы одно говорите, с другой – другое! (Ш у м, к р и к и, о в а ц и я.)