— По-моему, да.
— Значит вдвоем с тобой мы сегодня провели три собрания. Хорошо, если бы все так делали.
— Да, теперь собрания играют большую роль в жизни. Никогда еще так не было… — И Полетта вспоминает об Армане Виньероне, о том, что ему принесло собрание его комитета и собрание комитета защиты.
— Пожалуй, мы даже не всегда сознаем, какое большое значение имеют теперь для людей собрания, — говорит она. — Мы иногда организуем собрания как-то механически. А ведь когда столько важных дел, важных событий, люди сами тянутся друг к другу, им хочется поговорить между собой, у них появляется чувство товарищества. Ты как думаешь?
— Согласен. А представь себе, некоторые смотрят на собрания, как на какую-то формальность, не связанную с насущными нуждами — для них это все равно, что пойти в кино или на рэгби.
Полетта права, жизнь стала такой тревожной, все бурлит, и собрания возникают как-то сами собой, как пузыри в поднимающемся тесте. Собрания стали средоточием напряженной жизни.
— Стоит только вдуматься, что́ иногда кроется за какой-нибудь самой обыкновенной фразой человека, выступающего на собрании… — говорит Анри и вдруг, без всякого перехода, добавляет: — Перекусим все-таки перед сном.
И тут же, услышав шум отъезжающей машины Дегана, он вспоминает, что забыл на заднем сидении сумку. А в ней утка! Вот тебе и зажарили на праздник! Но он не успел выругаться, так как Полетта сказала:
— У меня ничего нет, кроме хлеба и кофе. Подожди, еще есть масло!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Большая семья
— Что? Еще письмо от моей парижаночки?
Жоржетта стояла в коридоре с почтальоном — отдав ей письмо, он не спешил уйти. Их немедленно окружили женщины. Все они теперь встречали почтальона, как хорошего знакомого. Первые дни он просто опускал всю почту в общий ящик, висевший на входной двери. Потом завел привычку подниматься наверх и разносить письма по комнатам, вручая их адресатам в собственные руки. Конечно, корреспонденция у них не так уж велика, но все же то один, то другой что-нибудь да получит, и почтальон приходил в здание почти ежедневно. Когда жили в поселке, его видели только от случая к случаю, где уж тут познакомиться и подружиться. А теперь почтальон как-то связывает свою жизнь с жизнью людей, которым он доставляет письма, и сам как будто становится участником горестей и радостей, принесенных им. Если вести в письме хорошие, он весело потирает руки и не откажется от предложенного стакана вина, а если пришли печальные известия, он умеет сказать утешительное или ободряющее слово. Почтальон стал своим человеком в каждой семье, а люди живут здесь в такой близости, какой у них прежде не было, — как будто составляют одну большую семью, в которой больше пятидесяти детей. Здание школы оказалось для почтальона уютной гаванью в его ежедневных путешествиях.