— Конечно… Но если бы вас не было!.. Не будем играть словами. Серьезно, Леруа… Я озабочен судьбой движения…
— Мы тоже, Деган, озабочены. Но я еще раз повторяю — движение за мир нельзя было бы назвать этим именем, если бы оно было против необходимой, совершенно необходимой нашей борьбы.
— А если вас побьют! Движение спадет. Совсем спадет!
— Вы не знаете, как воодушевлены докеры, вы недостаточно верите в рабочих. Вы заранее на всем ставите крест. А наша задача — поддерживать веру в победу… Наша борьба, раз она нужна, не может повредить объединению людей. Наоборот, она — единственный способ, единственный надежный способ упрочить и расширить это единение.
— Все это слова. Красивые слова! Вот посмотрите, что выйдет на практике…
— А что выйдет на практике, если ничего не будет предпринято, чтобы не пропустить оружие? Французское движение за мир будет опозорено. Вот и все. Представьте себе, Деган: у постели больного созван консилиум. Вы твердо знаете, что́ надо сделать для спасения этого больного. Остальные колеблются. Берете вы на себя ответственность или нет?
И сказав это, Анри думает: «Сравнение сильное и сказано больше, чем я хотел сказать. Это слишком резко по отношению к огромному количеству честных людей, которые не во всем со мною согласны и тем не менее дорожат миром — возможно, так же, как и я». Чтобы смягчить свои слова, он подчеркивает:
— Конечно, если вы твердо знаете.
— А вы вот твердо знаете?
— Да, потому что у нас есть компас. Потому что мы знаем: рабочий класс — передовой отряд всего народа. Есть дела, на которые мы должны решаться первыми. Это единственный способ добиться успеха. А за передовым отрядом последуют остальные. Скептики говорят: коммунисты всё преувеличивают. Так ведь это говорят скептики, а то, что для них еще кажется спорным, для рабочего класса уже бесспорно. На рабочий класс всегда в первую очередь обрушиваются бедствия, он первым на них и реагирует, и в конце концов все ему благодарны. Вы говорите, что массовая борьба против разгрузки оружия может вызвать раскол. Но вспомните, сколько раз нам говорили то же самое в самых различных случаях и опасались тех действий, которые теперь, так сказать, вошли в быт, — например, наше разоблачение американской оккупации и перевооружения Германии… И вспомните еще, что́ было до войны: политика невмешательства, Мюнхен, «странная война».
— Да, да, тут я с вами согласен. Но в данном случае…
— Всегда так говорят! — смеется Анри.
— Нет, вы все-таки меня не убедили!.. — Деган встает и, не зная, что еще сказать, похлопывает по ладони ножом для разрезания бумаги. — Вы этак можете все угробить! Вы думаете только о своем деле! — добавляет он с укоризненной улыбкой и рассекает рукой воздух.