ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Снег радует
— А как же с детьми? Одни останутся?
— Ты что хочешь сказать? По-твоему, лучше мне не ходить на собрание? — спрашивает Полетта.
Анри задал вопрос как бы вскользь, не решаясь даже самому себе признаться, что именно он хотел сказать. А теперь ему стыдно и вместо ответа он чуть пожимает плечами. До чего в нас, мужчинах, живучи старые взгляды на женщину. И как же это он до сих пор не может их вытравить в себе!.. Просто страшно становится! Как только перестаешь следить за собой, они и вылезут. Очень было бы стыдно ответить на вопрос Полетты — «Да». Впрочем, она напрямик сказала бы ему все, что думает по этому поводу: «Ведь ты сам уговаривал меня вести партийную работу! Значит, ты разыгрывал комедию? Дети ведь не плачут без меня, когда я ухожу на поденщину. Да они никогда не бывают одни — у нас здесь кругом соседи и поближе, чем была Мария в бараке, и…» Теперь, поразмыслив, Анри и сам все понимает. Но ничего уже не поделаешь, слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Вопрос его мог означать только одно — упрек. Поняла ли она? Наверно. Но Полетта делает вид, что немой ответ мужа вполне ее удовлетворил.
— Как ты думаешь, — говорит Анри, — стал бы я вместе с тобой готовиться к этому собранию, если бы не хотел, чтобы ты на него пошла?
— Верно, — отвечает она посмеиваясь, — А если хочешь, можешь остаться с ребятишками. Почему это только женщина должна стоять у плиты да за корытом?.. Может постоять и мужчина.
— Не приписывай мне того, чего я не говорил.
— Нет, серьезно. Ведь сейчас самое лучшее, что мы можем для детишек сделать — это отвоевать для них дом, — говорит Полетта примирительно, подойдя к мужу, и сжимает его лицо ладонями. — Ты согласен? Не сидеть же над ними, сложа руки, и ждать, пока нас всех отсюда выкинут и заставят вернуться в барак?
— Ну, зачем ты объясняешь мне? Я же знаю, — защищается он, обнимая ее за плечи. Но тут же опускает руку и, злясь на себя, думает: «Ты неискренен, ты лжешь самому себе».
Почувствовав его смятение, Полетта приходит ему на помощь:
— Знаешь, мне страшновато. Ведь я никогда не говорила речей.
Анри спешит искупить свою вину:
— Всегда так бывает в первый раз. Вот увидишь, это легко, легче, чем кажется. Тем более, что все готовы бороться против выселения, решительно все.
— Ну, конечно! — шутит она. — Ты уже хочешь преуменьшить мои будущие заслуги. «Легко!»