— Фельдфебель Юрген Вольф! — радостно приветствовал его Фрике. — Отлично! Добрались без потерь? Отлично! — бодро отреагировал он на ответ Юргена. — Сейчас для вас освободят помещения для размещения. Придется немного подождать.
— Как и ужина, — добавил Вортенберг.
Они вернулись к прерванному приходом Юргена разговору.
— Если не ошибаюсь, это уже шестая подготовленная линия обороны. Как водится, непроходимая и несокрушимая, — сказал Фрике. Он считал Вортенберга и Вольфа своими, среди своих он не выбирал выражений.
— Первая линия — западный берег Вислы, — принялся загибать пальцы Вортенберг, — вторая проходила с севера на юг через Лицманнштадт (Лодзь, автоматически перевел Юрген, ему это название было привычнее), третья — по линии Торн-Конин и далее на юг по западному берегу Варты, четвертая опиралась на Позен (Познань, перевел Юрген), пятая шла по старой государственной границе. Да, шестая, герр подполковник! — с какой-то даже радостью доложил Вортенберг. Он радовался своей молодой памяти.
— С первой на шестую, — задумчиво сказал Фрике, — что-то я не заметил промежуточных четырех.
— Русские тоже не заметили. Они и первую не заметили, — в голосе Вортенберга еще звенели остатки радости.
— Обер-лейтенант Вортенберг! — укоризненно воскликнул Фрике.
— Извините, герр подполковник, — потупился Вортенберг и тут же поспешил исправить оплошность: — У нас есть еще седьмая линия обороны, самая мощная! На западном берегу Одера!
«Оно, конечно, хорошо, когда есть столько линий обороны, — подумал Юрген, — с другой стороны, при мало-мальски сильном напоре противника появляется искушение отойти на заранее подготовленные…»
Он не успел додумать свою мысль. Им приказали построиться и повели в большую столовую, как оказалось, на лекцию, — их решили накормить пропагандой вместо ужина. Если местное начальство надеялось поднять этим их моральный дух, то оно сильно ошибалось: для крепости морального духа нет ничего важнее горячего ужина. Но лекция была все же лучше строевой подготовки, которой обычно заполняли такие паузы. Этим частенько грешил даже подполковник Фрике, — Бог ему судья!
— Солдаты славного 570-го батальона! — бодро приветствовала их какая-то тыловая крыса с погонами майора. — Ваше прибытие на позиции переполняет нас радостью. Мы знаем, как отважно вы сражаетесь, и рассчитываем на вас. Те же чувства испытывают и ваши товарищи по оружию, которые бьются сейчас в Восточной Пруссии, у берегов суровой Балтики, в Померании. Ваше прибытие вселяет во всех нас новые силы!
Он говорил так, как будто они прибыли из глубокого тыла, отдохнувшие и посвежевшие, а не притопали сюда, едва волоча ноги после двенадцатидневного отступления. Он вообще говорил как-то излишне гладко, похоже, он не в первый раз произносил эту свою речь.