Ленокс ушел час спустя, унося несколько исписанных листков, пообещав вернуться после Нового года спланировать все поточнее. Кто знает, поедет ли он в Персию — но, планируя, он всегда верил, что на этот-то раз отправится в путешествие непременно.
На обратном пути он попросил кучера высадить его в конце Хэмпден-лейн и радостно зашагал по улице с букетиком цветов в руке. Это были незабудки, и он вручил их Керку с запиской: «Благодарю тебя за все. Скоро увидимся!»
Затем он зашагал назад, к своему дому рядом, все еще наслаждаясь теплотой ног, и ублаготворенно поднялся на собственное крыльцо, а в прихожей ему была вручена телеграмма.
Клод Барнард признал себя виновным в убийстве, как только ему предъявили обвинение, избавившись от тягот процесса, и получил тридцать пять лет тюрьмы взамен виселицы благодаря тому, что Ленокс приватно призвал судью проявить милосердие.
Пожалуй, практичнее сообщить о его дальнейшей судьбе сейчас же. Поскольку судьба его кузена уже решилась, Клод действительно получил двести тысяч фунтов, свою долю и долю Юстеса, когда правление «Пасифик траст» вновь проголосовало — вопреки тщетным настояниям широкой публики почтить память Джека Сомса, оставив в силе поданный им голос. Кузены официально распорядились, что в случае смерти одного из них владение их объединенными акциями перейдет ко второму. Или в случае смерти их обоих — их семьям в равных долях.
В первый год заключения эти деньги жестоко дразнили Клода, так как ему удавалось лишь иногда расходовать фунт-другой на еду получше и отдельную камеру. Но постепенно, когда миновало несколько лет, он полностью смирился со своим жребием и даже написал трактат «Об английских тюрьмах», очень хорошо принятый, поскольку память о его преступлении почти стерлась, а его раскаяние было явным и наглядным.
Затем, на десятом году заключения, Клод принялся жертвовать свои деньги на благотворительные начинания, которые выбирал со всем тщанием. К тому времени, когда через девятнадцать лет он был освобожден за примерное поведение, он успел раздать весь капитал, кроме сорока тысяч фунтов. Строились предположения, что он пытался откупиться от своих воспоминаний, и вполне могло быть так, однако сирот и обездоленных женщин, получивших эти деньги, не интересовали побуждения дарителя, и даже если он был повинен в том, что использовал свое золото, чтобы облегчить совесть, это не меняло факта, что он делал колоссально много добра.
Ему было сорок, когда он вновь стал свободным человеком. Он поселился в маленькой, но удобной квартирке в тихой части Лондона, а зимой уезжал в теплые страны. В сорок пять лет он написал еще один трактат под названием «Об изменении человеческой воли», и не будет преувеличением сказать, что труд этот в свое время обрел статус классического второго порядка и его все еще иногда снимали с полок даже после преждевременной смерти Клода в пятьдесят три года от алкоголя.