Девочка из Ленинграда (Кануков) - страница 45

Рая знала, что ожидает их с бабушкой, если фашисты найдут комиссара. И все же ей не хотелось расставаться с ним. Комиссар такой добрый, такой сильный, и с ним так спокойно. Кажется, за то время, пока фашисты стояли в городе, она не спала еще так крепко, как сегодня.

Рая вошла на кухню. Бабушка пекла лепешки. Фролов сидел у зашторенного окна.

— Доброе утро, Александр Алексеевич!

— Здравствуй, Рая, здравствуй! Как поспалось?

— Спасибо, хорошо. Александр Алексеевич! Вы хотите от нас уходить? — спросила она. — Не надо. В подвале вас никто не найдет. Мы хорошо укроем лаз.

Комиссар взглянул на девочку — она смотрела на него почти умоляюще — и сказал:

— Ладно, Рая, посмотрим.

Бабушка испекла первую лепешку и прямо со сковородки подала ее комиссару. Тот взял, постудил, перекладывая из руки в руку, отломил кусочек.

— Чудесно! Понимаете, я впервые пробую… Кукурузную кашу в детстве, в двадцатых годах, есть приходилось: мама варила ее на молоке. А вот лепешки ем впервые. Очень вкусные!

— На здоровье, на здоровье! — сказала бабушка, довольная, что угодила гостю.

После завтрака Фролов сказал:

— Ну что ж, мне, пожалуй, пора и на свое место… Рая, у вас не найдется какой-нибудь бумаги? Карандаш у меня есть, а вот бумаги ни листочка. А мне надо поработать.

— Бумаги нет, Александр Алексеевич. Но у нас на чердаке валяются старые журналы — «Огонек», «Работница»… В них можно выбрать свободное местечко: на полях, около рисунков. Я как-то писала.

— Отличная идея! — подхватил комиссар. — Давайте-ка мне их. Кстати и почитаю. Времени у меня сейчас предостаточно. Керосину для коптилочки у вас найдется?

— Есть, есть! — поспешила ответить бабушка.

Подвал был сухой. Вдоль передней стены — завалинка. Она может послужить отличным столиком. Сам сядет на землю, подостлав соломы, а на завалинку — коптилку, и работай! От удовольствия он даже потер руки.

— Устроимся наилучшим образом… почти с комфортом. Робинзон от зависти бы лопнул! Не правда ли?

Рая радовалась этой веселости Александра Алексеевича. В такие минуты она, кажется, забывала, что в городе находится враг, который с минуты на минуту может нагрянуть в дом.


В госпиталь неожиданно заявился немецкий полковник с двумя ординарцами. Они бесцеремонно ходили из палаты в палату, брезгливо смотрели на раненых.

— Русс швайн!.. Открыть окна! — зажимая нос надушенным платком, приказал полковник в одной из палат.

— Господин полковник! — вступился начальник госпиталя. — Тут лежат тяжело раненные… Могут простудиться…

— Молчать! — рявкнул полковник.

Дагалина, сопровождавшая начальника госпиталя, открыла окна.