А потом мы пошли ужинать.
Наше появление в Большом зале, где уже собрались все вернувшиеся в школу преподаватели, произвело эффект разорвавшейся бомбы. Точнее, не столько наше с Малфоем, сколько по обыкновению хмурого Снейпа, несущего на руках до слез хохочущую Тонкс. Нога у нее была в гипсе.
Макгонагалл подпрыгнула на стуле, Вектор поперхнулась соком, Синистра уронила под стол вилку. Трелони разинула рот, как выброшенная на берег рыбка, а Хагрид захохотал так, что эхо гулко разнеслось по залу. Дамблдор, конечно, радовался как ребенок, а Малфой, глядя на все это, так смеялся, что у него подгибались ноги, и мне пришлось взять его под мышку и донести до стола.
В общем, день получился хороший, несмотря на то, что начался с появления Беллатрикс Лестранж.
Жалко только, что я с Хадсонами не попрощался.
Интерлюдия 47: Северус (25 августа, 9:30)
Ненавижу Азкабан – даже без дементоров это совершенно омерзительное место. Не удивлюсь, если в его фундаменте покоятся останки пары десятков магглов, принесенных в жертву при строительстве. Или даже магглорожденных волшебников. Такое ощущение, будто от самого замка исходят какие-то темные, ядовитые эманации. Меня передергивает: сколько раз мне ни приходилось здесь бывать, никак не могу привыкнуть.
Узкие полутемные коридоры, низкие потолки, сырость... все так же, разве что почище стало. Когда мне последний раз приходилось свидетельствовать качество применяемой к заключенным сыворотки правды? Года четыре назад... до того, как окончательно пришлось войти в роль Упивающегося Смертью.
Сопровождающий меня аврор косится подозрительно: он молод и неопытен, зато за последние пару-тройку лет явно слышал обо мне самые разнообразные вещи, имеющие мало отношения к истине – вне зависимости от того, дурные или хорошие.
– Сюда, – сухо говорит он, открывая дверь. – У вас есть час.
– Благодарю, я в курсе. Будьте любезны, закройте дверь, – холодно отвечаю я. – С той стороны.
– Но... – мямлит он.
Я молча демонстрирую ему подписанное министром распоряжение. Он резко разворачивается на каблуках и выходит, причем даже лязг железной двери не может заглушить его восклицание: «Вот ублюдок!»
– Я так понимаю, что все в порядке, – произносит Люциус мне в спину.
Оборачиваюсь: он сидит на некоем подобии кровати в углу камеры, положив ногу на ногу и сцепив руки на колене. Он, разумеется, утратил внешний лоск за проведенные здесь четыре недели, но самодовольства ему по-прежнему не занимать.
– Можно и так сказать, – киваю я. – Особенно если учесть, что нам удалось взять и Лестранж, и Петтигрю.