— Поймите, я не смогу дойти обратно до дома на этих ногах, — сообщил мой сосед, расшнуровывая правую туфлю.
— Как жаль, — сказал Адам. Его это явно позабавило, длинное лицо сморщилось. — Вот лучшее, что я могу предложить. — Вытянутой рукой он придерживал старый велосипед.
Колин в ужасе уставился на него.
— А где у этой штуки перед?
Я не могла представить себе, чтобы он поехал на велосипеде. Я даже не могла решить, вправду ли у него болят ноги. Когда он понял, что Адам тоже без машины, он только разинул рот и округлил глаза. Когда же Адам прикатил велосипед, говоря «Конечно, есть вот это, если не боитесь», выражение его лица стало совершенно бессмысленным. Но сейчас без лишних слов Великий шотландец Колин Камерон перекинул ногу цвета зеленой хвои через седло.
Я вспомнила некоторые его самые ходовые баллады, душещипательно парившие под шорох кружевных платочков. Я даже однажды видела, как кто-то при этом пролил слезу. Вот бы им увидеть его сейчас, виляющего вдоль дороги, с глазами как блюдца! Но скоро я поняла, что и сама нахожусь в дурацком положении.
— Так я не буду вас ждать, Дебби! — донесся такой же резкий голос, как у Йена. — Смотрите, не проболтайтесь!
— Дебби! — еле выговорила я. — Вы слышали?
— Думаю, весь Лейтон слышал, — ответил Адам и устало покачал головой. — Еще раз извиняюсь, Деб. Никакой машины и, боюсь, очень скучный эскорт по сравнению с этим весельчаком.
Что-то в его тоне пробудило мое более раннее впечатление об их отношениях и прогнало мой первоначальный порыв заверить его в обратном.
— Вы его недолюбливаете, верно? — прямо спросила я.
Адам наморщил лоб. Веяние холода — а с чего я вспомнила это выражение? — стало совершенно ощутимым.
— Это так заметно? — спокойно спросил он.
— Конечно нет, — торопливо сказала я. — И извините меня, мне не следовало спрашивать.
— И если я вам не отвечу, — беззаботно сказал Адам, — то представляю себе, как эта совсем маленькая муха может превратиться в довольно большого слона. Да, мы поссорились — восемь лет назад — из-за того, что он делал со своим голосом. Я ему этого не простил и, наверное, во имя музыки не прощу никогда.
— Во имя музыки?
— Да, во имя оперной, классической, всего, за возможность заниматься чем я готов был отдать что угодно. Мы провели вместе в колледже четыре года. У него всегда все получалось. И в самом конце, когда любые существующие премии были у него в кармане, он не нашел ничего лучшего… — он не докончил. — Я знаю, это у меня навязчивая идея.
— Не думаю, что это навязчивая идея, — мягко сказала я. — Только я никогда не считала его голос чем-то большим, чем просто приятный.