Урод угомонился часам к пяти утра, и я прикорнула на скрипучей кровати. Чтобы проснуться утром и сообразить, что это был только первый день из семи, которые отведены под запой.
И вот я сижу как в тюрьме, гляжу в окно на унылый двор-колодец и вспоминаю, как я дошла до такой жизни. Все, конец, больше вспоминать нечего.
В художественной галерее было пусто. Посетители нечасто баловали ее своим присутствием. Эти картины, мрачные, нагоняющие тоску, не пользовались спросом. Впрочем, художнику вовсе не нужна была известность, ему нужно было совсем другое.
Слепой человек с длинными черными волосами стоял перед мольбертом. В дверь заглянула унылая женщина в длинной коричневой юбке и бурой кофте с таким количеством мелких пуговиц, что сводило зубы.
– Алоиз, – сказала она почтительно, – ты меня звал?
– Ты мне нужна, Ирина, – ответил мужчина, не поворачивая головы, – настало время для…
– Для чего? – восторженно спросила она. – Неужели звезды дали понять?..
– Разумеется… Но не сейчас.
Он замолчал, опустив голову. Ирина молчала, ожидая. Она чувствовала, что он сказал еще не все.
Алоиз все еще молчал, и Ирина не выдержала.
– Есть еще что-то. Что-то, о чем ты мне не сказал тогда, когда собирались адепты.
– Ты права, – Алоиз кивнул. – Есть кое-что, что меня беспокоит. Эта женщина…
Он припал губами к уху Ирины и что-то едва слышно прошептал, как будто даже здесь боялся, что его кто-то подслушает.
– Ты должна действовать. Причем сегодня же. Ее нельзя выпускать из виду.
Неожиданно на меня накатило глубокое, спокойное отчаяние.
Не то истерическое состояние, когда хочется плакать и бить посуду, а тяжелое, как могильная плита, чувство безысходности.
Для истерики с рыданиями и битьем посуды требуется как минимум посуда, а еще непременно – благодарный зритель. А у меня не было ни того, ни другого. Мои жалкие чашки-плошки расколотил ночью это урод.
Ну да, сегодня мне удалось счастливо избежать встречи с Витькой. И вчера тетя Люся помогла, отбила меня от урода, вовремя его кастрюлей приложила. Но я не смогла ни помыться, ни поесть по-человечески. И завтра такое «везение» может не повториться. А мне жить в этом клоповнике и завтра, и послезавтра, и на следующей неделе, и через месяц, потому что никаких перспектив у меня нет и не предвидится. Ни работы, ни жилья, ни накоплений, ни богатых родственников, на чью помощь можно рассчитывать.
И сколько я продержусь в таких условиях?
Может быть, не стоит и цепляться за такую жизнь?
Закончить все одним махом, прекратить свои мучения…
И я начала на полном серьезе перебирать способы добровольного ухода из жизни.