– Кучер! – торжествующе завопил Добраницкий. – Ей-богу, кучер, чтоб мне жить долго и счастливо! Точно кучер! Я же говорю вам, я сразу же его узнал!
Балабуха прочистил горло. Офицер, он же Степан Козырев, медленно поднялся со своего места и стал перед артиллеристом, глядя на него без особой приязни.
– Простите, сударь… – смущенно начал Балабуха. – То есть Степан! Какого черта, в самом деле…
– Во-первых, – холодно перебил его кучер в мундире, – я не Степан, а Никита. Степаном Козыревым я был, только когда исполнял, гм, секретное поручение. А зовут меня Никита Андреевич Сотников.
Тут, надо признаться, всякие мысли вылетели из головы Владимира, уступив место одному безграничному изумлению. Надо сказать, что Август чувствовал себя ничуть не лучше.
Кучер! Секретный агент! Черт побери, и чего только не бывает в жизни!
– Так-с… – несчастным голосом промолвил Балабуха. – Ты, Степан… Тьфу! Прости, Никита, если я иногда с тобой… гм… сурово… Потому как для кучерского дела у тебя, извини, руки не из того места росли. То ты нас в канаву, то то, то се…
– Хо-хо! – кричал Август. – Вот потому он и кучер был никудышный, оттого что на самом деле он не кучер никакой вовсе! А я его первый узнал, да, первый! У меня глаз наметанный, от меня не скроешься!
– Я вас прощаю, господа, – промолвил агент Сотников, улыбаясь особенной, холодной, как лед, улыбочкой, которая ясно показывала, что он не забыл ни пинков Балабухи за больную лошадь, ни «вот тебе на водку, только все сразу не пропивай», вообще ничего. – Бог велит прощать, не так ли? А я, как добрый христианин, следую его заветам. – И он улыбнулся еще шире. Балабуха порозовел и насупился.
К агенту подошел представительный старый лакей.
– Его превосходительство господин военный министр просит господина Сотникова пожаловать к нему, – доложил он.
Никита улыбнулся и расправил грудь.
– Извините, – сказал он Балабухе, лучезарно улыбаясь. – Сами понимаете – служба.
Он коротко поклонился офицерам и двинулся к дверям, ведущим в кабинет.
– М-да, – вздохнул Балабуха, провожая его взглядом. – Ты знаешь, Владимир, он мне никогда не нравился… Скользкий он какой-то всегда был. Интересно, зачем его вообще с нами послали?
– И почему нам ничего не сказали об этом? – задумчиво прибавил Владимир. – Вот это уже совсем интересно…
И трое друзей задумались – каждый о своем. Балабуха размышлял о кучере, которого он однажды крепко отлупил и который оказался вовсе не кучером. Добраницкий думал о том, как после этой дурацкой аудиенции, куда его затащили силой, он отправится в какой-нибудь приличный игорный дом… А Владимир думал о девушке с незабудковыми глазами. И чем больше он размышлял о ней, тем больше ему казалось, что он не увидит ее больше никогда.