– Недурственно, – объявил он, принимаясь за гуся.
– А вы что же не пьете? – спросил раскрасневшийся гусар у Владимира. – За императора Фердинанда, сударь!
Владимир спокойно улыбнулся.
– Простите, сударь, но я не подданный его величества. И вообще, у меня совершенно другой император.
– А-а, – вызывающе протянул гусар. – Вот оно что! Значит, нашим императором вы брезгуете?
– Почему брезгую? – удивился Владимир. – Я ему не подданный, с какой стати мне пить за него?
Август замер, держа в руке недопитый бокал. Как человек, побывавший во множестве передряг, он первым почувствовал, что разговор плавно скатывается к банальной ссоре, а ссоры в те времена имели обыкновение заканчиваться очень и очень плохо.
– Сударь, – вспыхнул гусар, – вы невежа!
Глаза Владимира сузились.
– А вы, сударь, попросту пьяный дурак, – не сдержавшись, выпалил он.
И тут в гостиничном зале наступила тишина. Слышно было только, как чирикает под потолком воробей, несколько минут назад влетевший в распахнутое окно.
– Так, – сказал гусар в пространство. – Это, сударь, серьезное оскорбление.
– Не знал, что правда так оскорбляет, – парировал Владимир.
– Вы ответите за это!
– Да ради бога. – И Гиацинтов, пожав плечами, принялся за паштет.
– Я вызываю вас! Если, конечно, вы в состоянии драться, – презрительно добавил офицер. – На крестьянина вы все же не похожи.
– Господа! – попытался вмешаться хозяин. – Господа! Помилосердствуйте…
– Не волнуйтесь, – сказал ему полковник со шрамом через лицо, – все по законам чести. Господина Ферзена оскорбили, и он имеет полное право требовать удовлетворения.
Гусар повернулся к нему и церемонно поклонился.
– Рад, что вы на моей стороне, сударь. Прошу оказать мне честь быть моим секундантом.
– С удовольствием, – отвечал полковник. – Однако, может быть, господин пожелает извиниться?
– И не подумаю, – ответил Гиацинтов заносчиво.
Надо сказать, что такое поведение вовсе не было привычно для Владимира. По натуре он был довольно мягок и уступчив, тогда как среди его полковых товарищей в чести были задиристость, нахрапистость и даже наглость. Но у Гиацинтова имелось одно свойство: он на дух не выносил самоуверенных глупцов, таких, как этот Ферзен. Кроме того, он считал, что, раз ввязавшись в драку, отступать назад бесполезно. Блестя светлыми глазами, Владимир перегнулся через стол к опешившему артиллеристу.
– Антон! Будешь моим секундантом?
– Да ты что? – сказал Балабуха, багровея. – Какие дуэли, Владимир Сергеич? Мы ведь на службе, пойми! Нам запрещено…
– Значит, не будешь, – безжалостно перебил его Гиацинтов. – Август! Ты ведь, кажется, дворянин?