— Наслаждаешься последними ласковыми деньками? — вновь с обвинительным уклоном рокотнул баритон.
— Наслаждаюсь погодой, — неизвестно в чем стал оправдываться я, отметив на горизонте души первую тучку, предвестницу раздражения. Мне, человеку мир- ному, хотя и, не исключено, несколько распущенному (такова неприглядная сторона культа свободы и воли), явно навязывали ничтожный поединок. Я же предпочитал способы самоутверждения более приятные и менее хлопотные, как-то: писать романы и заводить романы с прелестными женщинами.
— Разве писатели умеют наслаждаться жизнью? Разве ты видишь все это диво? — Григорий, не глядя, ткнул пальцем в сторону огромной кирпичной трубы, портившей вид на Неман. — Нет, ты не видишь райских кущ у себя под носом; ты пишешь пасквили, рассчитывая на дешевую популярность.
Бывают же люди из числа мужчин, отношения с которыми складываются всегда мелкие, однако до предела запутанные. Они не умеют общаться иначе, как «выясняя отношения». Особенно я не завидую женщинам, чьими любовниками являются эти занудные отставнички; мужья из этих провинциальных артистов никудышные, отцы — тем более, и к сорока годам они, как правило, уже неоднократно разведены — то бишь «наслаждаются свободой» (кутаться в пышные фразы — едва ли не единственное, что они умеют). Они вечно в обиде и в засаде, вечно в претензии на все и вся и вечно чем-то недовольны из ложно понятого правила хорошего тона. Кислая мина словно приросла к их мягким и безвольным чертам. Именно таков был Григорий, занесенный каким-то ветром из Минска в Гродно чудным вечером.
Не успел я допить свой бокал до половины, как уже выяснилось, что я виноват перед Григорием — безнадежно и бесповоротно виноват. Оказывается, он уже полгода дулся на меня; возможно, он говорил правду, мне было трудно судить: я не видел его больше года.
— Что же я такого натворил? — вежливо спросил я, пытаясь все же ловить взглядом безмятежные оттенки заката: я сел так, чтобы видеть заходящее солнце, а не людей, его заслоняющих.
— Как что? — всплеснул руками обиженный Григорий. — Ты же с меня списал героя твоего романа «Гармония — мое второе имя». Это же карикатура на меня. Весь город тычет пальцами, все меня узнают.
— С чего ты взял? — спросил я, думая при этом примерно следующее: «Всему городу, родной, ты нужен, как в бане пассатижи».
Ленивое солнце с бледным ананасовым оттенком завораживало меня больше, чем бредни Григория. Город Гродно жил в неторопливом ритме солнца: вот в чем секрет вальяжности горожан, выглядящих все сплошь как туристы. Интересно, есть ли здесь биржа труда? Я бы не удивился, если бы горожане слыхом не слыхивали о подобном учреждении.