Лувр, Париж,
ноябрь 1304 года
Одна из крупных заячьих гончих короля Филиппа следила за ним угрожающим взглядом. Гийом де Ногаре ждал в рабочих покоях монарха, стараясь не делать никаких движений из страха, что белая сука с черной головой расценит его жест как угрозу. Все знали, что челюсти этих животных, сомкнувшись, могли сразу убить свою добычу. Ногаре понимал их пользу, но, разумеется, не в тех случаях, когда дамы делали самых прелестных из этих четвероногих своими спутниками и доходили до того, что одевали их в вышитые манто[65] зимой, чтобы те не простудились. Для мсье де Ногаре единственными Божьими созданиями были мужчины и в меньшей степени женщины. Все остальное всемогущий Господь дал для того, чтобы этим пользовались, не применяя насилие и не допуская плохого обращения.
В конце темного коридора, в который вглядывался советник, появился высокий стройный силуэт Филиппа Красивого. Гийом де Ногаре встал. Тут же послышалось отнюдь не приветливое рычание суки, которая подошла к советнику и принялась недружелюбно обнюхивать полу его накидки.
— Лежать, — шепотом приказал он.
Собака зарычала еще громче. Но как только в комнату вошел ее хозяин, она бросилась ему навстречу, а потом села между ним и человеком, запах которого ей не нравился.
— Дельме, моя драгоценная Дельме, — успокоил ее Филипп, наклонившись, чтобы погладить собаку. — Ложись, моя красавица. Знаете ли вы, мой славный Ногаре, что из всех собак она самая быстрая и одной хваткой ломает позвоночник зайцам?
— Действительно, милое животное, — согласился советник таким малоубедительным тоном, что Филипп улыбнулся.
— Порой я спрашиваю себя, что вас привлекает или развлекает, когда речь не идет о государстве и законе?
— Ничего, сир, если это не касается ваших дел.
— А как обстоят дела, если речь заходит о Папе? Бенедикт XI, вернее, его преждевременная смерть поставила меня в весьма неловкое положение.
Эта реплика не смутила Ногаре. Тем не менее если кто и попал в неловкое положение из-за преждевременной кончины понтифика, так это был он. План, который он намеревался разработать и который должен был дать Филиппу Красивому святого отца, заботящегося о духовном царстве, а не о политических делах Франции, не был готов. Гийом де Ногаре терпеть не мог действовать в спешке, однако будущее избрание не оставляло ему выбора. Он объяснил:
— По моей просьбе Гийом де Плезиан прощупал Рено де Шерлье, кардинала Труа, и Бертрана де Го*, архиепископа Бордо. Это наши самые многообещающие кандидаты.
— И?
— Я, несомненно, не удивлю вас, сир, доложив вам, что они оба — я цитирую — «кровно заинтересованы в том, чтобы служить нашей святой матери Церкви».