— Мадам… из этого места нельзя спастись. Умирайте, мадам, умирайте быстрее.
— Что за ребячество, — рассердился Флорен.
Потом тоном, ставшим игривым, он посоветовал человеку, различить которого можно было лишь по силуэту, прижавшемуся к решетке:
— Молись… но молись молча, у нас уже уши болят от твоих криков!
Аньес застыла неподвижно в двух шагах от клетки, вглядываясь в сумерки, которые не могли разогнать свечи. Были ли это глаза, эти две синие дыры в том, что едва походило на красноватую физиономию? Была ли эта живая рана ртом?
— Боже мой… — простонала Аньес.
— Он покинул нас, — раздался в ответ шепот, полный страданий.
— Богохульство! — рявкнул Флорен, волоча Аньес за рукав ее манто. — И этот негодяй еще клялся в своей невиновности!
Еще несколько метров, потом такая низкая дверь, что пройти через нее можно было, лишь согнувшись почти до земли. В двери не было потайного окошечка. Один из стражников открыл замок и тут же исчез. Инквизитор обогнал Аньес и веселым тоном провозгласил:
— Ваши покои, мадам.
А потом добавил голосом, полным нежной печали:
— Верьте мне, дочь моя, ничто не может сравниться с полной тишиной, когда необходимо привести мысли в порядок. Здесь у вас будет время подумать, исправиться, я очень на это надеюсь. Больше всего на свете я хочу помочь вам достичь света нашего Господа. Я отдал бы свою жизнь ради спасения вашей заблудшей души.
Хлопнула дверь, заскрипел замок. Аньес осталась одна в кромешной тьме. Она медленно пошла вперед, осторожно передвигая ноги, в направлении скамьи, которую она успела заметить. Едва ее нога коснулась скамьи, как она рухнула на нее.
Аньес охватила паника. Она боролась с желанием закричать, бросится к двери и застучать в нее кулаками, умоляя, чтобы за ней пришли. Вдруг они притворятся, что забыли про нее? Вдруг ее оставят умирать от жажды и голода? Вдруг они будут ждать до тех пор, пока она не сойдет с ума, чтобы заявить, будто она была одержима бесами?
Этот человек, который схватил ее за щиколотку и заклинал умереть как можно быстрее! Он знал. Он знал, что годы предварительного заключения могли длиться вечно под тем предлогом, что в ходе расследования возникли новые трудности. Он познал лишения, унижения, пытки, продолжавшиеся неделями. Он познал страх и уверенность, что из рук инквизиции практически невозможно вырваться.
Замолчи! Он ждет, что ты отречешься. Он ждет, что ты позволишь своей жизни вытечь из тебя. Сопротивляйся, это приказ! Баронесса де Ларне, мадам Клеманс сумела бы гордо держать голову. Гордо держи голову!
Если ты признаешься, ты будешь гнить здесь до тех пор, пока за тобой не придет смерть, а Матильда и Клеман последуют за тобой. Он поведет дело так, что объявит тебя вероотступницей, а, по их мнению, это самое тяжкое преступление. Не забывай: у него нет ни капли жалости. Благодать не снизойдет на него, он этого не хочет. Сопротивляйся.