Дыхание розы (Жапп) - страница 9

Увещевая себя, она вдруг прониклась ошеломляющей уверенностью: Флорен забавлялся. Какой бы нелепой ни казалась эта мысль, но Флореном двигали не алчность и, уж конечно, не вера. Им двигало желание мучить. Он любил рвать, бичевать, вспарывать плоть. Он любил заставлять своих жертв вопить от нечеловеческих страданий. Она была его новой игрушкой.

Аньес почувствовала во рту привкус желчи. Ее сотрясали рыдания. Клеманс… Клеманс, ангел мой, благослови меня чудом! Удостой меня чуда! Сопротивляйся!

Жозеф старался не выдавать своего удовлетворения. Юный Клеман учился с удивительной легкостью и демонстрировал свой восторг так естественно, что старый еврей, врач Артюса д’Отона, был польщен.

Тем не менее ребенку пришлось убеждать, а графу — настаивать, прежде чем Жозеф согласился учить Клемана. Мысль, что ему предстоит объяснять, вбивать красоту науки в эту юную голову, заранее утомляла Жозефа.

Но вскоре врач был поражен обширными знаниями ребенка, приобретенными им ранее. Он даже выходил из себя, заставляя его замолчать, когда Клеман говорил о медицинских истинах, известных очень узкому кругу ученых, поскольку о них было лучше не упоминать, чтобы не подвергать себя преследованию со стороны Церкви.

— А почему надо лгать, если знаешь истину, столь прекрасную, что она могла бы избавить от страданий и смерти?

— Потому что знание — это власть, дитя мое, а те, кто владеет знаниями, не собираются ими делиться.

— Они всегда будут обладать знаниями?

— Нет. Видишь ли, знания сродни воде. Даже если ты сожмешь пальцы настолько сильно, насколько сможешь, вода все равно утечет капля по капле.

Прошло несколько недель. Жозефа подкупал этот живой ум, а возможно, и желание, надежда передать те огромные знания, которые, как он боялся, могли исчезнуть вместе с ним.

Почему он покинул Болонью, свой знаменитый университет? Жозеф был достаточно честен, чтобы признать: на такой шаг его толкнуло своего рода высокомерие. Салерно и Болонья были инициаторами перевода трудов великих греческих, иудейских и арабских врачей. Несмотря на огромный приток знаний, когда эти ставшие наконец понятными произведения сделались доступными многим, остальной Запад упорно цеплялся за практику, опиравшуюся скорее на суеверия, чем на науку. Постепенно Жозеф проникся убеждением, что он был посланцем этой революции в медицине. Но он заблуждался. Жозеф приехал в Париж в 1289 году. Он думал, что его искусство, желание использовать это искусство для всеобщего блага спасет его от антисемитизма, свирепствовавшего во Франции. Он вновь заблуждался. Через год дело еврея Джонатана