Маловероятная на первый взгляд настоящая дружба между мной и Мартином завязалась больше четырех лет назад. Нас обоих выбрали в присяжные местного уголовного суда на слушание довольно простого дела о бытовом убийстве. В комнате для присяжных я узнал о тирании веса, подчиняющей себе жизнь жокея. Мартин в свою очередь вежливо поинтересовался:
— А вы чем зарабатываете на жизнь?
— Выдуваю стекло.
— Что-что?
— Делаю из стекла разные вещи. Вазы, украшения. И прочее в том же духе. — Я улыбнулся его изумленному виду. — Обычное занятие. Вещи из стекла делают не одну тысячу лет.
— Да, но… — он замешкался, — вы не похожи на человека, делающего украшения. Вы такой… мужественный.
Я был на четыре года моложе Мартина, сантиметров на восемь повыше и примерно такой же мускулистый.
— А еще я делаю лошадей, — спокойно заметил я. — Целые табуны.
— Кубок Хрустального жеребца? — спросил он, называя один из самых изысканных призов. — Ваша работа?
— Нет, не моя.
— Ну а имя у вас есть? Как, скажем, у Баккара?
Я криво улыбнулся:
— Не такое громкое. Джерард Логан.
— «Художественное стекло Логана», — кивнул он, больше не удивляясь. — Рядом с антикварными магазинчиками на Главной улице в Бродвее. Я видел.
— Магазин и мастерская, — подтвердил я.
Он тогда вроде бы не выказал особого интереса, но через неделю явился в мою галерею, сосредоточенно и молча целый час все осматривал, спросил, все ли экспонаты сделаны лично мной (в основном — да), и предложил отвезти на скачки. Со временем мы прекрасно притерлись друг к другу.
В тот день в Челтнеме Мартин победил в трехкилометровых скачках с препятствиями, опередив ближайшего преследователя на шесть корпусов, затем пошел в раздевалку надеть форму с черно-белыми шевронами, розовыми рукавами и розовой шапочкой — цвета Ллойда Бакстера. Конюх водил Таллахасси по демонстрационному кругу, и я наблюдал, как тренер, жокей и владелец оценивают статьи жеребца. По мнению букмекеров, шансы Таллахасси, очевидного фаворита, взять приз фирмы «Кофе форэвер» составляли шесть к четырем.
Ллойд Бакстер (проигнорировав опасения тренера) поставил на Таллахасси. Я тоже.
Перед последним препятствием у Таллахасси как-то странно заплелись ноги. Легко вырвавшись вперед на семь корпусов, он зазевался, в прыжке задел за стойку барьера, перекувырнулся и упал на спину, круша своей полутонной массой грудную клетку наездника.
Конь упал на пике финишного рывка, разогнавшись до пятидесяти километров в час. Несколько мгновений он неподвижно пролежал на жокее, переводя дух, а потом начал энергично раскачиваться вперед-назад, пытаясь подняться на ноги.