— Тогда поговори со мной. Что тебе в нем нравилось?
Джону легче было сказать, что ему в отце не нравилось. Или чего он не понимал.
— Он строил красивые каменные стены, — наконец проговорил Джон. — Построил, наверное, сотни стен. Меня они всегда приводили в трепет.
— Он художник, — сказала Лили.
Джон кивнул.
— Он никогда ничего другого не делал. В четырнадцать лет он бросил школу. Несколько месяцев никто не знал, куда он ходит днем. Потом обнаружили, что он помогает старому каменщику. Я прогулял всего один день, и он пришел в ярость!
— Он желал тебе добра.
— Я рвался ему помогать, но он и слышать об этом не хотел. Не подпускал к себе ни меня, ни Донни. Говорил, что мы все испортим. Отец гордился своими произведениями.
— Разве ты не гордишься своей работой?
— Наверное, горжусь.
— Значит, в этом ты похож на него.
Незадолго до рассвета веки Гэса дрогнули и приподнялись. Джон быстро встал и склонился над кроватью.
— Отец!
Глаза Гэса, поначалу глядевшие в пустоту, остановились на Джоне, но если отец и узнал его, то ничем этого не выдал. Когда его глаза закрылись вновь, Джон бросил взгляд на монитор. Ритм сердечных сокращений нарушился, потом снова выровнялся.
Джон посторонился, пропуская сестру. Она взглянула на монитор, на Гэса и вышла. Джон не знал, стоит ли еще раз попытаться разбудить Гэса. То, что отец проснулся, было хорошим знаком. Джон подумал, что у них с отцом, возможно, окажется в запасе еще несколько месяцев и Гэс, побывав на пороге смерти, станет мягче.
В первой половине дня Гэс несколько раз просыпался. Ближе к вечеру кардиомонитор отметил нарушение в работе сердца. В палату вбежали врачи и сестры, и после введения лекарств сердце забилось ровно. Но Джон расслышал слова о повторном приступе и жидкости в легких.
Он снова вернулся к постели Гэса и неловко взял его за руку. Рука была мягкая и холодная.
— Давай же, Гэс, — шепнул он, — открой глаза. Поговори со мной. — Гэс ничего не ответил, и Джон продолжал: — Ты слышишь меня, я знаю, что слышишь. Ты мог услышать меня и прежде, но ты всегда отворачивался и делал вид, что тебя не интересует то, что я могу тебе сказать. Я бросил тебя. Мне жаль, что так случилось. Я бросил тебя и Донни. Но теперь я здесь, дай мне с тобой поговорить.
И тут пальцы, лежащие в его руке, шевельнулись. Гэс смотрел прямо ему в глаза.
— Нет, — проговорил он. — Это я тебя бросил… Я во всем виноват… Я был плохим отцом…
— Это неправда, — сказал Джон, но Гэс уже закрыл глаза, и что-то у него в лице изменилось.
Только когда в палату вбежали врачи и сестры, Джон увидел прямую линию на экране монитора. Гэса пытались реанимировать — один раз, второй, третий… Потом наступила тишина, врачи молчаливо обменялись взглядами.