А что? Имеется отдельный воинский контингент, пусть даже не ограниченный, а крайне ограниченный, и как тут обойтись без командующего и соответствующего штаба? Для такой благородной цели даже можно подогнать еще солдатиков. Не полк, так хоть батальон, вот уже и получится группировка.
Другой вариант — присоединить десантно-штурмовой батальон к полку и назвать нас бригадой. Тогда подполковник действительно станет единовластным начальником по эту сторону Врат.
Что думает Николаич по данному поводу — совершенно непонятно. Конечно, лестно быть старшим командиром, но с другой стороны — мера ответственности. Обстановка малопонятна, неясно даже, что мы обязаны делать, а что — не имеем права ни при каких обстоятельствах. Командовать легко только при взгляде со стороны. Порою хочется хотя бы четких инструкций.
Я едва успеваю подумать, мол, полкач хоть не клеймит нас уже привычными словами, и подполковник тут же меняет тему разговора:
— Сегодня отдыхайте, но завтра чтобы все были свежими и бодрыми. Всем одеться строго по форме. Наметить графики занятий и приступить к их проведению. И чтобы никаких вольностей!
— Разрешите идти, товарищ подполковник? — спросил Хазаев.
— Идите.
Выйти мы не успеваем. В штаб заходит командир первого батальона майор Пронин. Ну, досталась человеку такая фамилия, и что с того?
Очки придают комбату довольно мирный вид, пухлые щеки небриты, словно и его подразделения участвовали в операции.
— Майор, — поднимается ему навстречу полкач. — Почему в расположении вашего батальона бардак?
Тон командира меняется. Не знаю, в чем провинился комбат-один, да и узнавать не хочу. У каждого свои огрехи по службе, а сегодня для нас — банно-рюмочный день, и стоит ли его портить лишними проблемами?
Но перед баней я еще заскакиваю в медпункт. Не слишком гигиенично заходить в медицинское заведение пропыленному и непомытому, да еще и с автоматом, с которым я никак не расстанусь, но все же это не госпиталь.
— Как ты, Костиков?
Боец пытается встать с кровати, но я лишь машу рукой, лежи, мол, не то здесь место.
— Врач говорит, все хорошо, товарищ старший лейтенант. Не рана, а царапина. Мне даже неловко с такой лежать.
Так я и поверил! Кто же из солдат откажется отдохнуть неделю ли, месяц, особенно когда болезнь или рана действительно не причиняют страдания?
В доказательство Костиков сгибает и разгибает раненую руку, демонстрирует, что страшного ничего нет.
Похоже, парню действительно повезло, если ранение можно считать везением. Но ведь бывает намного хуже.
Я еще некоторое время беседую с парнем, пока в практически пустую палату не влетает наш полковой эскулап. Он сразу обращает внимание на мой внешний вид и начинает нудный разговор об антисанитарии, которую некоторые безответственные офицеры разводят в лечебном учреждении.