За окном тверские песни стихли. И ударил бодрый марш. Винценгероде удивился. Он ничего не слышал о появлении в лагере оркестра. Бенкендорф объяснил:
— Это музыканты барона Фитингофа, который бросил их в Москве…
Служители муз попали, что называется, в переплет, оставленные своим хозяином на произвол судьбы. Нарышкин тем временем вышел на крыльцо, и сразу в окна избы полилась возвышенная мелодия «Марсельезы». Барро даже прослезился.
— Я вижу, господа, — сказал он, — что вы люди не только благовоспитанные и умные, но и добрые. Вы оказали бедному пленнику редкую по своему великодушию встречу. Позвольте и мне быть откровенным с вами под звуки нашей патриотической мелодии. Франция принесла вам много страданий, но поверьте, что причиной всего вовсе не моя родина и мои соотечественники, а император Бонапарт, который заботился исключительно о собственной выгоде, бросая в огонь войны сотни тысяч молодых французов. Скоро от преждевременных конскрипций их совсем не останется, и наши прекрасные города и села он заселит кровожадными корсиканцами и итальянцами, которые ему ближе по духу и крови.
Бенкендорф и Шаховской переглянулись. Какая-то правда содержалась в словах Барро. Все молчали, пораженные горькими откровениями гусарского офицера.
— Он обманул нас, господа!
Чтобы сгладить неожиданно возникшую неловкость, Бенкендорф поднял бокал и воскликнул:
— In vino veritas![41]
В обычае у русских нет радоваться несчастью осознавшего вину врага. Волконский и Нарышкин быстро перевели разговор на другую тему, раскрашивая Барро, о чем пишут парижские газеты. Но и эти, казалось бы, пустяковые вопросы вызвали у гусара чуть ли не слезы.
— Ах, господа, наши газеты превратились в семейный альбом Бонапартов. Стыдно читать их. Каждая славит императора и приветствует мнимую победу над Россией, а мы в двух шагах от жестокого поражения.
Спас беседу, принимающую отчаянный оборот, Шаховской. Выяснилось, что Барро завзятый театрал и хорошо знал тайны парижских кулис. Барро прекрасно знал историю исчезновения мадемуазель Жорж из Парижа и был совершенно вне себя, узнав, что именно Бенкендорф умыкнул великую актрису, лишив настоящую публику наслаждения ее игрой.
— Неужели это вы и есть тот человек, который провел за нос всю шайку Савари? Невероятно! А утверждают, что на свете нет чудес! Поразительно, что я вас встретил здесь…
Но Барро еще не знал, какое чудо стрясется с ним через две-три минуты. Чудеса на свете есть, и концовка обеда с успехом доказала их существование. Внезапно в открытые окна ворвался шум, топот коней, звон сбруи и звуки перебранки, свидетельствующие о начинающейся ссоре между казаками. Бенкендорф выглянул наружу и подозвал ближайшего хорунжего, чтобы выяснить причину столкновения. Тот хватски отрапортовал. Оказалось, что «робяты» делят имущество какой-то захваченной вместе с коляской миловидной француженки, которая стояла ни жива ни мертва тут же, держа на руках славного малыша в розовом костюмчике и меховой накидке. Бенкендорф услышал за спиной взволнованный голос гусарского полковника: