Словно по мановению волшебной палочки, кварталы оказались украшенными разноцветными флагами. Откуда-то появилась масса уличных торговцев. Вино из бочек разливали бесплатно. Народ ликовал и носил на руках русских солдат, чествуя их как избавителей. Всеобщая ненависть была обращена против французов, и когда на ступенях ратуши появился принц Оранский, стало ясно, что Голландия навсегда сбросила иноземный гнет.
Целый день продолжались празднества. Но Бенкендорф удалился в дальние помещения, приказал подать карту Роттердама и окрестностей и донесения разведчиков, побывавших в крепости Бреда. Именно она представляла для отряда Бенкендорфа наибольшую трудность. Ночью он не мог заснуть — столь велико было пережитое напряжение. Он понимал, что французы, несмотря на тяжелые поражения, не собираются сдаваться. Он разбудил полковника Нарышкина и вместе с ним отправился проверять посты.
Улицы Амстердама уже стихли. С моря долетал тревожный, острый по-зимнему ветерок. Он напомнил Бенкендорфу ненастные дни в Ревеле. Тихо цокали копыта лошадей по мощенной камнем мостовой.
— Как здесь все напоминает мне детство, — сказал Нарышкин. — Недаром на Петра Великого Голландия произвела самое большое впечатление. Он чувствовал здесь что-то сходное с Россией. Амстердам помог ему угадать Петербург.
— Этот город и мне пришелся по душе, — ответил Бенкендорф.
— И неудивительно. Ведь ты жил в Риге и Ревеле.
— Да, но здесь есть кое-какая тонкость. Прибалтийские города носят отпечаток рыцарства. Они возникли как крепости. А Амстердам — это произведение скорее купеческого и ремесленного ума. И только во вторую очередь его строитель думал о военной стороне дела. Для Амстердама главное гавань. Он живет морской торговлей. Рига и Ревель вцепились зубами и отвоевали свою землю. Это остается навеки.
— Ну что ж, пожалуй, — согласился Нарышкин.
Драгуну, который сопровождал их, Бенкендорф велел поднять смоляной факел повыше. Они ехали верхами по узкой кривоватой улочке, терявшейся в тумане, осеребренной луной. Через каждые две-три сотни шагов попадались патрули. Они состояли из русских кавалеристов и граждан освобожденного Амстердама, вооруженных холодным оружием, старинными пиками и алебардами. Костюмы на них были по большей части тоже старые, пролежавшие в сундуках несколько десятилетий.
Когда голландцы узнавали в Бенкендорфе и Нарышкине русских военачальников, то приветствовали их громкими возгласами:
— Да здравствует император Александр! Да здравствуют русские!
На мосту через канал навстречу шел патруль, окруженный жителями. Бенкендорф и Нарышкин остановились и заговорили с ними по-французски. Один из голландцев протолкался к ним и громко произнес на ломаном русском языке: