— И ты с ними, корнет?! Вот не ожидал! Какое горе причинил князю Ивану! Знает ли генерал, чем сынок развлекался? Но уже одно доброе дело ты совершил — явился с повинной! Если будешь откровенен — тебе зачтется! Бог милостив!
Одоевский молчал, опустив голову. Позднее Бенкендорф спросил у Сукина, где содержится Одоевский.
— Где ему быть, как не в Алексеевском равелине! Сам император место указал. Из первостатейных злодеев. И не проси, батюшка, ежели кто через тебя ход отыскал.
Комендант Петропавловской крепости подчеркивал свою строгость и неподкупность, хотя про его офицеров ходили разные слухи. Утверждали, и, вероятно, не без оснований, что за мзду устраивали свидания. Впоследствии это подтвердилось.
Первое заседание комиссии состоялось в Зимнем рядом с залой казачьего пикета. Отсутствовали только барон Дибич и генерал-адъютант Чернышев. Они не успели возвратиться с юга. Первые заседания проходили сумбурно. Сперва уточняли вопросы, но потом выяснилось, что надобно углубить их и ставить так, чтобы арестованный мятежник подозревал большую осведомленность комиссии. Первую скрипку здесь играл чиновник для особых поручений при военном министре Татищеве некий Боровков, человек купеческого вида, с длинными волосами, в сюртуке, с мягкой округлой физиономией, неслышным шагом и уклончивым взглядом. Строчил быстро и улавливал суть без дополнительных разъяснений. Формулировал услышанное спокойно, без низкопоклонства и злости, не стараясь утяжелить участь арестованного с помощью грамматики или каверзного построения фразы. Однако действовал прилежно, со всем жаром и усердием, впрочем, как и остальные члены комиссии, постепенно попавшие от него в зависимость.
Вскоре выяснилось, что комната рядом с залой казачьего пикета не годится для проведения заседаний. Арестованных приходилось везти из крепости, что вызывало любопытство прохожих. Иногда требовалось доставить нескольких подряд. Да и сбор в одно и то же время карет у подъезда дворца вызывал пересуды. Не в съезжую Зимний превращать! Постановили собираться ежевечерне у коменданта Сукина в крепости. Утром Бенкендорф отправлялся в Царское Село в кабинет покойного императора, чтобы разобрать бумаги, хранящиеся в ящиках стола и большой, красиво инкрустированной шкатулке.
Кабинет покойного императора находился на первом этаже с окнами в сад. Черные ветки выписывали на снегу замысловатую вязь. Было прохладно и неуютно. Пахло нежилым помещением, засушенными цветами и воском. В первый приезд Бенкендорф обнаружил конверт с запиской Грибовского, которую подал государю в конце мая 1821 года. Он вынул из конверта листки и с удивлением обнаружил, что на них нет ни одной пометки. Конверт вскрыт, и хотя бы однажды писанное Грибовским покойный император держал в руках. Но ни одной пометки! Ни одной!