Бенкендорф. Сиятельный жандарм (Щеглов) - страница 343

Рылеев понравился еще менее Трубецкого. Из всего известного становилось очевидным, что он был настоящей душой заговора. Бумаги составлял, манифесты и предназначал Каховского для нанесения удара покойному императору. Зная нрав Каховского, убеждал и с нынешним государем расправиться.

— Это первый злодей, — сказал Голицын, когда расходились после допроса.

— Разве поэт способен быть злодеем? — иронически спросил Бенкендорф. — Поэзия есть нечто романтическое.

— Его поэзия невелика ростом, как и он сам. Вот почитайте, — И Голицын взял листок из рук Боровкова. — Смерть на дуэли своего родственника Чернова воспел. Секундантом у него состоял. Видите, что пишет: вражда и брань временщикам!

Стихи были неважнецкими, но злыми.

— Как в них все совмещается! — воскликнул великий князь Михаил. — И коммерция, и вольнодумство, и приверженность к звонкому слову!

— И опять спрятался в здании американской компании, — сказал Бенкендорф. — На площадь не явился. Никто его там не видел. А утверждает, что побежал отыскивать Трубецкого и не возвратился. Отчего? Если у мятежников безначалие, то, наоборот, должен действовать, когда не трус. Какова цена его поэзии? Что он там лепечет насчет свободы?

Вышли в морозную ночь. Сев в карету, Бенкендорф вспомнил и другие стихи Рылеева. Младшая падчерица Элен, страстная охотница до разного рода чтения, выписывала «Полярную звезду», где он и прочел вместе с женой, не пропускавшей никаких сведений о Малороссии: «Пора! — мне шепчет голос тайный. — Пора губить врагов Украйны!» Известно мне: погибель ждет того, кто первый восстает на утеснителей народа — судьба меня уж обрекла. Но где, скажи, когда была без жертв искуплена свобода?»

Стихи кое-как запомнились, ибо читаны были недавно. Однако ничего общего с разбойником Наливайко у Рылеева нет. Робок, слезлив и в то же время высокопарен. Спрятался у себя в злодейском месте, где и происходили тайные сборища. На одного поручика Оболенского и свалили. Тот хоть не прятался. Сбежал, правда, из первых и укрылся у приятеля. Однако вел себя как человек военный, если военным можно назвать офицера, замахнувшегося на генерала той же армии, где давал присягу. Поэты, конечно, владеют пером, но гражданских чувств от них не жди. Поэтам легче возбуждать публику, чем обыкновенному жителю, у которого речь не льется потоком. Бенкендорф не относился к поэзии с предубеждением. В России есть знаменитые поэты. Жуковский, например. Василий Пушкин ему нравился. А племянник — нет. И недаром стихи Александра Пушкина все чаще мелькают в показаниях. То какая-то ода «Вольность», то «Деревня», то «Кинжал». На фамилию Пушкина он натыкался неоднократно. Она вызывала раздражение. Кишиневские и одесские похождения сосланного поэта стали недавно известны в подробностях. Его друг Воронцов пал жертвой происков Раевского — этого завистника и клеветника — и его конфидента Пушкина. Жаль, что и Елизавету Ксаверьевну замешали. Ну да женщины падки на литературную славу: красота блекнет, а рифмы — нет.