Пуще остальных скорбели о фон Фоке именно те, кто подвергался надзору, и даже те, кто томился в камерах и казематах Петропавловки и Шлиссельбурга. Ходили легенды о фонфоковских послаблениях — то садик разрешит в крепости завести, то свидание внеочередное даст, то сахар да чай пожертвует, то доносчика на съезжую отправит, то квартальным грозит за взятку отправить к палачу. Именно фон Фок сказал два с лишним года назад Бенкендорфу:
— Пора, Александр Христофорович, орудия пытки уничтожить. А заплечным мастерам — пенсион и из крепостей долой. Слыхано ли дело — тиски да испанский сапог до сих пор беречь!
И вот теперь он лежит совершенно бездыханный и не по́нятый до конца. Кого на его место?! Некого! Тут человек тонкого ума нужен и честнейшего характера. И не зверь! Если взять зверя — все равно что фитиль в бочку с порохом вставить и сесть на нее с трубочкой.
В те дни Пушкин сделал в дневнике запись о смерти фон Фока, назвав его человеком «добрым, честным и твердым». «Смерть его есть бедствие общественное», — писал Пушкин.
«Государь сказал, — продолжает поэт: — Jai perdu Fock; je ne puis que le pleurer et me plaindre de n’avoir pas pu l’aimer[73]. Вопрос: кто будет на его месте? важнее другого вопроса: что сделаем с Польшей?» Заблуждение поэта можно объяснить лишь тонкостью внешнего поведения фон Фока и искусством полицейского. Канул в небытие один из самых злых его ненавистников с 1820 года. Возможно, смерть фон Фока избавила Пушкина от ярого недоброжелателя и сотрудника III отделения, наблюдавшего за ним пристрастно. После исчезновения фон Фока с политической арены за Пушкиным уже никто никогда так пристально не следил.
Едва фон Фок свалился и Лерху стало ясно, что дело швах, Бенкендорфу начали предлагать разных кандидатов: генералов, камергеров, сенаторов, а иногда и абсолютно никому не ведомых соискателей без имени, отчества и даже отечества — какого-то фон Циммермана, например. Ходатай толком не знал фамилии, но зато с жаром утверждал, что он пречестнейший малый и весьма поднаторевший в делах сыска человек. Бенкендорф на всякий случай выслал фон Циммермана из Петербурга вон.
Между тем в Польше готовился штурм Варшавы. Выбор Паскевича оказался удачным. Внутри восставших обнаружились разногласия. Литва от смуты отпала. Из трех генералов на родину вернулся лишь Дембинский. Генерал Скржинецкий избегал открытого боя с Паскевичем, и его обвинили в измене. Князь Адам Чарторыжский бежал из города. Генерал Рожнецкий доносил из театра военных действий: в Варшаве анархия! Верх взяли, как всегда, крайние силы. Правительство возглавил непреклонный противник России генерал граф Ян Круковицкий. Командование перешло к генералу Малаховскому. Начались переговоры. Однако нынешняя польская верхушка не желала внять голосу рассудка. Бонавентура Немоевский заявил: переговоры только на основе Манифеста польского народа. Ну как с восставшими переговариваться, если русский император уже не король польский?!