Вдоль высокого парапета, отделяющего набережную от раскинувшегося внизу пляжа, уже выставляли свои работы художники — рабочий день у них только начинался. У живописцев глаз зорче, чем у простых отдыхающих, — они тоже приметили новых людей на набережной, но любопытства не проявили; опыт их жизни говорил — кавказцы редко покупают живопись, а все остальное мало волновало мастеров кисти: ведь лето так коротко, а жизнь так дорога...
Оживленно жестикулируя, пришельцы с жаром о чем-то говорили друг другу, не замечая вокруг ничего, кроме раскинувшегося внизу залива. Парни были одногодками, носили одну и ту же фамилию и даже чем-то походили друг на друга, отчего их часто принимали за близнецов. И не мудрено, ведь были они двоюродные братья. Выросли в одном дворе, почти никогда не расставались, даже служили в одной роте, а позже и учились вместе в Москве, в МГУ, правда, на разных факультетах. Даже женились на двух очаровательных сестренках, и свадьба была у них одна на двоих — крепки на Кавказе родственные связи, а надо сказать, принадлежали они у себя дома к известному роду.
Чуть поодаль, у парапета набережной, тут же, за негласно отвоеванной территорией художников и продавцов всякой бижутерии, женских аксессуаров, поделок из полудрагоценных камней, керамических игрушек, дымили мангалы, и пряный запах старой вишни, порубленной на дрова, время от времени окутывал площадь перед столовой Дома писателей, на которой с каждой минутой становилось все более шумно и людно.
Вышли выгуливать редкопородных собак важные дамы, в большинстве своем давние поклонницы Коктебеля. Избалованные доги и доберманы, боксеры и спаниели, болонки и пекинесы бесцеремонно обнюхивали картины, выставленные на продажу, глазурованные игрушки, путались между ног, но редко у кого вызывали раздражение — к ним привыкли, они составляли часть пейзажа экзотического пятачка между владениями бывшего Союза писателей и домом Максимилиана Волошина, главной достопримечательностью райского уголка -Коктебеля. Но двое молодых людей в белых летних костюмах не замечали и нарастающего шума вокруг них, и продавцов, и покупателей, с каждой минутой увеличивающихся в геометрической прогрессии.
Вскоре от переставших дымить мангалов потянуло ароматом молодого барашка на вертеле, щедро сдобренного восточными специями, и он отвлек бывших морских десантников от воспоминаний о давних флотских днях в казарме на берегу навсегда полюбившегося моря. Они молча переглянулись и, неспешно обходя торговцев и покупателей, направились к шашлычной под пластиковым навесом, где уже выстроилась небольшая очередь. Хозяин — наверняка крымский татарин из Ташкента, ибо на харчевне значилась броская вывеска "Чиланзар", — сразу выделил их. Не обращая внимания на страждущих в очереди, тут же подал им на щербатой общепитовской тарелке дюжину дымящихся и шкварчащих шашлыков, а женщина, помогавшая ему, поставила еще и миску с салатом. Кавказские шашлыки отличаются от восточных не только размером, и парни, хорошо знающие толк в молодой баранине, оценили мастерство смуглого татарина, заказав еще дюжину. Уходя, один из гостей, поблагодарив, вложил свернутую стодолларовую купюру в карман поварской куртки. Шашлычник, достав ее, развернул на всякий случай и тут же удивленно закричал вслед: "А сдачу?" Но молодые люди, не оглянувшись, растворились в толпе.